Лена Сокол

Приди и возьми свое.

— Не переживай, дочь. — Папа проходит мимо меня и радостно указывает гостю на комнату. — Сделаем мы из него человека, и не таких перевоспитывали. — Заметив, что парень замешкался, потрясает рукой. — Ну, входи, входи. Вэлкам! Правда, здесь всего одно окно, и нет отдельной ванной комнаты, зато имеется неплохой компьютер. И вид прямо на улицу. Тебе будет не скучно. — Цыкает на меня. — Переводи, переводи!

Медленно поворачиваюсь к Джастину и устало произношу:

— Папа говорит, что мы хотели поселить тебя в сарае, но, к сожалению, у нас его нет. — Взмахиваю рукой. — Поэтому, вот.

— Будь, как дома! — Подсказывает папа, улыбаясь.

— Курить в доме строго запрещено. — Перевожу я.

— Проходи, сынок. — Снова папа.

— Отбой в одиннадцать. — Я.

— Смелее. — Он.

— Шевели ногами. — Я.

— Научишь меня грязным русским словечкам? — Спрашиваю ехидно, почти касаясь губами ее уха.

Зоя отпрыгивает и активно трёт ухо плечом — ей щекотно.

— Чего? — Морщится, будто лимон проглотила.

Играю бровями.

— Ну, ты так ругалась, я даже завелся…

Ее лицо вытягивается от удивления, рот приоткрывается.

— Я молитву читала! — Несколько слов по-русски, затем: — Чтобы не упасть и не сломать себе руки и ноги!

— Правда? — Хмыкаю, когда она тихонько приоткрывает входную дверь.

— Да! — Шепчет она и приставляет палец к губам.

— Мммм… — Прикрываю веки и признаюсь: — Вкусно…

— Vkus-na. — Подсказывает Зоя.

Неумело повторяю за ней русское слово, и на меня вдруг обрушивается чуть ли не шквал аплодисментов. Удивленно хлопаю глазами — в последний раз кто-то так радовался моим успехам, когда я научился ходить на горшок.

Старался быть сильным и не паниковать. Днем, на занятиях. И после, когда мы с Зоей получали мои новые учебники и тащили их домой. И за ужином, когда меня по третьему разу спрашивали, нравится ли мне здесь.

Нравится? Да. Да так нравится, что с утра хочется петь, а к вечеру застрелиться.

— Вот так лучше. — Берет его руку Дима и волевым решением кладет поверх моей с легким нажимом. — А то ведь мы все здесь, дураки, собрались, да? И ничего не понимаем?

Клянусь, это звучит, как благословение. Я оглядываю ребят: Маша улыбается, Ира прикусывает палец, хихикая, Никита показывает большой палец вверх. Друзья одобряют наш союз. Никаких нравоучений по поводу Славы и того, что я его бросила. Только поддержка. И это жутко приятно.

Охотник хренов, — теперь она смеется, — да у тебя ведь даже ружья нет!

— Эх, Людка, — он смотрит на нее по-отечески снисходительно. — В охоте же не ружье важно, а состояние души.

— Да. — Мама поджимает губы. — Толька твой сходил уже на охоту. Завалил лося, теперь до конца жизни будет штраф выплачивать.

Нравится? Да. Да так нравится, что с утра хочется петь, а к вечеру застрелиться.

нужно взять? У кого список? — Интересуется Маша.

— У меня. — Зоя достает из кармана толстовки небольшой листочек. — Здесь все, кроме выпивки. Сколько ее брать, не знаю.

— Сколько дотащим. — Дима берет тележку и ведет нас за собой.

Дима дожевывает кусок и выдает:

— Игорь сегодня утром умудрился сказать Федору Афанасьевичу, нашему завкафедрой: «Отстань, я еще спать хочу!»

Мы ржем.

— Представляешь, сколько крику было! — Хохочет Маша.

— О, так, значит, мне просто повезло, — бормочу я.