Эли Хейзелвуд

— Мы пойдем. — Он произнес «мы» так, будто они с Оливией были «мы», как будто их отношения никогда не были фейком, и у нее перехватило дыхание.

«Можешь умереть от любви. Кто-нибудь тебя воскресит».

Оливия любила его за это еще сильнее. За то, что он смотрел на нее так, словно она была началом и концом каждой его мысли.

Хотел бы я, чтобы ты видела себя моими глазами.

— Я убью тебя, — прорычал он сквозь стиснутые зубы. — Если ты скажешь еще хоть слово о женщине, которую я люблю, если посмотришь на нее, если хотя бы подумаешь о ней… Я, мать твою, убью тебя.

Я обо всем позабочусь, — сказал он ей. В его глазах было что-то решительное, серьезное. Оливия никогда не чувствовала себя такой защищенной и такой любимой. — А потом я найду тебя и позабочусь о тебе.

хочу, чтобы ты пришла ко мне.

— Ш-ш-ш. — Его рука скользнула вокруг ее талии, ладонь легла на бедро. Этот жест должен был быть ей неприятен, но показался просто ободряющим. Его голос стал еще тише, когда он добавил: — Все хорошо. — Звук его слов отдавался у нее в ушах, глубокий и теплый. — Новый материал для моей жалобы по «девятому разделу».

улыбаться во всю ширь, а это редкое и чудесное явление, которым я хочу насладиться.

Моё сердце — придурок