Филип К. Дик

Основным лозунгом правительства, благодаря плакатам, рекламе, экранам телевизоров и государственной системе почтовой информации, стал: “Мигрируй или дегенерируй! Выбирать тебе”.

“Очень верно”, — подумал Рик, отпирая калитку, ведущую на его личный маленький лужок, и приближаясь к электрической овце. “Но я не могу эмигрировать, — объяснил он себе, — из-за моей работы”.

интриги, неизбежно порождаемые домашним затворничеством. Домохозяйки в этом смысле еще хуже политиков.

Я всегда говорил, что для каждого человека существует определенное предложение – последовательность слов, – способное уничтожить его. Когда Толстяк рассказал мне о докторе Стоуне, я понял, что существует и другое предложение, другая последовательность слов, способная излечить. Если повезет, вам достанется второе словосочетание, но нельзя забывать и о первом, так уж все устроено. Люди инстинктивно, без обучения умеют составить первое предложение, однако второму нужно научиться. Стефани была близка к этому, когда вылепила маленький горшочек О-Хо и подарила его Толстяку в знак любви, которую не умела выразить словами.

Когда Стоун подарил Толстяку перепечатку из скрижалей Наг-Хаммади, откуда он знал о важности для Лошадника гончара и глины? Для этого надо было быть телепатом.

«Всему когда–нибудь приходит конец, – рассуждал он. – Исчезнут национальности, исчезнут завоеватели и покоренные, останутся только люди».

Вот так вот, значит, действует крупнейший производитель андроидов, сказал себе Рик. Коварно, изобретательно и совершенно непривычным образом.

С другой стороны, андроидов отличало почти маниакальное стремление не выделяться, слиться с окружающей обстановкой. В таком людном месте, как музей,

Хотя… невозможно, наверное, жить и не вызывать чьей-то неприязни.

— Libera me, Domine, — сказал он.

— Что это значит?

— Это значит: помилуй меня, Господи.

Какая ирония: то, что должно предотвратить регресс, само подвергается регрессу.

Все изменится, за исключением, наверное, упрямой двери…