Эндрю Тернбулл

Отец читал ему «Ворона» и «Колокола» Эдгара По, «Шильонского узника» Байрона.

К моему большому удивлению, дверь открыла Китти. От смущения я чуть не упал в обморок. Наконец я протянул ей коробку и, запинаясь, промямлил: «Пе-пе-передайте это К-Китти» — и, повернувшись, стремглав бросился домой».

Я не понял, что она сказала, но почувствовал, что нас постигло несчастье. За несколько минут до этого мать дала мне двадцать пять центов на бассейн. Я вернул деньги матери, зная, что произошло что-то ужасное и что сейчас ей придется экономить.

Тут вы начинаете заливаться от смеха и он машет рукой, чтобы вы не отвлекали его.

Никто не писал ярче, чем он, о последней попытке Америки еще раз пережить бесшабашную молодость. Легкое изящество его стиля, где неизменно проглядывали остроумие и нежность, отвечало духу времени, кричащую безвкусицу которого он превратил, прежде всего в «Гэтсби», в неувядающую красоту.

Он опасался, что психолечение превратит его в рассудочного человека и подменит им человека эмоционального.

В «Ночь нежна» он вложил усвоенные им после нелегких испытаний истины: труд — единственная добродетель; чрезмерная любовь и похвала — не самые надежные спутники разумного человека, деньги и красота — коварные союзники; а такие старомодные понятия, как честь, милосердие и смелость, — в конце концов, самый лучший путеводитель в жизни.

Я совсем не против того, чтобы в скором времени обрести с Зельдой покой под одним из камней на старом кладбище. Эта мысль действительно доставляет мне удовольствие и абсолютно не наполняет меня грустью».

Расхаживая по комнате с сигаретой в руках, он разговаривал сам с собой.

— Зна-ачит, та-ак… (раздумывая, Фицджеральд имел привычку растягивать слова).

— Всле-ед за э-этим…

В этот тягостный период Скотти была единственным существом, ради которого, по его мнению, стояло жить и бороться.