Н.Н. Федорова

Иногда совершенно забываешь, что живешь

ной раз посмотришь, сколько всего мы тут в России поразрушали, так прямо страх берет.

Природа и погодные условия как таковые давно не имели значения, считались хорошими или плохими лишь с точки зрения войны. Как защита или как опасность.

усских мы освобождаем от коммунистов. Они арийцы. За исключением коммунистов, понятно. Может, и не из лучших, не из господ, как мы.

Это мир, и безопасность, и радость, и праздничность – все то, чего на фронте нет.
Он выпил, смакуя вино, и посмотрел на Элизабет: она была частью нынешнего вечера. И эта неожиданность подарила легкость и подъем, внезапно почувствовал он, подарила то, что выходило за пределы необходимого, ненужное, якобы излишнее, потому что принадлежало к другой стороне бытия – более яркой, изобильной, несерьезной, мечтательной

– Я чувствую себя человеком, вышедшим из тюрьмы. И человеком, которого скоро опять посадят туда за обман.
Он рассмеялся:
– Вот такие мы с тобой! Боимся чувствовать. А если чувствуем, сразу считаем себя обманщиками.

– А я давно не видел книг. И за последние годы прочел очень немного.
– Наверно, не могли. Книги слишком тяжелые, чтобы таскать их с собой в ранце.
– И слишком тяжелые, чтобы таскать их в голове. Они не соответствовали происходящему. А те, что соответствовали, читать не хотелось.

Спрашивать другого означает очередную попытку уйти от решения.

– Н-да, сударь, раньше мы смотрели в небо, чтобы молиться. Теперь – чтобы браниться. Вот до чего дожили.

А я-то в первый вечер вообразил, что ты беспомощная и нуждаешься в защите!
– Так и есть.
– Со всеми нами так и есть. Но мы справляемся и без защиты и помощи.