Виктор Давыдов

Сульфозин был одним из средств так называемой «пирогенной терапии». Метод был изобретен еще в 1920‐е годы австрийским врачом — и по совместительству нацистом — Юлиусом Вагнер-Яуреггом (Julius Wagner-Jauregg). За это изобретение он даже получит Нобелевскую премию. Для лечения психозов Вагнер-Яурегг экспериментировал со многими средствами — начиная от туберкулина и малярийной инфекции до трупного яда — пока, наконец, стандартным средством «пиротерапии» не стала взвесь серы в персиковом масле.

Позднее в мире «пирогенную терапию» перестанут применять из‐за ее болезненных побочных эффектов, но в советской психиатрии ее будут использовать вплоть до самой перестройки.

Как сульфозин, взвесь серы в персиковом масле, так и другое средство «пирогенной терапии» — скипидар — вызывают отравление организма, повышение температуры и обездвиживание суставов. И то и другое чревато тяжелым отравлением и сильно бьет по печени. Кроме того, остаются долго не рассасывающиеся инфильтраты. Когда из‐за них колоть скипидар в ягодицы становилось невозможным, его кололи в ляжки — как политзаключенного Егора Волкова, попавшего в Благовещенскую СПБ в 1967 году.

А с начала 1960‐х в СПБ появились новые нейролептики — оружие массового поражения, способное превратить человека в овощ всего за несколько дней. И уже необратимо — за несколько месяцев.

форма была всегда одной и той же, менялись только цвета

«Беглец» был явно новичком в тюрьме и еще не знал, что если государство обещает тебя убить или сделать тебе больно, то оно обязательно это сделает.

Как расскажет медсестра, все это было результатом амитал-кофеиновой растормозки, иначе говоря, «сыворотки правды»77.

В применении к кататоникам эта медицинская процедура вполне легитимна, но, к сожалению, в Благовещенской СПБ у нее было и другое назначение.

Его болезнью была дромомания — синдром бродяжничества.

После того, как тебя голого били ногами шесть озверевших жлобов, после того, как ты спал в камере, где летают снежинки, ну и, самое главное, — после нейролептиков ты теряешь способность сострадать и страдать. А вместе с этим — и способность любить. Ибо любовь и страдание — это все‐таки две стороны одной луны.

После бутылки водки у всех них та самая «линия между добром и злом», о которой писал Солженицын, очень сильно сдвигалась.