Сумеречная земля

Все хижины построены одинаково: маты из древесной коры и шкуры животных, натянутые на полушарие из сплетенных веток, воткнутых в землю и связанных вместе наверху. На самой вершине — отверстие, позволяющее готтентоту, лежащему в хижине ночью, созерцать небо. Однако это не привело готтентотов ни к особым отношениям с небесными богами, ни к астрологии.

Наши службы пропаганды еще должны усвоить первую заповедь антрополога Франца Боаса: если мы хотам взять на себя руководство обществом, то должны делать это либо в рамках его культуры, либо уничтожить его культуру и насаждать новые структуры

если мы хотам взять на себя руководство обществом, то должны делать это либо в рамках его культуры, либо уничтожить его культуру и насаждать новые структуры.

чтобы я мог работать, мне нужны покой, любовь и порядок. Мне нужно, чтобы меня баловали. Я — яйцо, которое должно лежать в самом мягком гнездышке под самой заботливой наседкой, которая возилась бы со мной, пока не треснет моя малопривлекательная скорлупа и не вылупится моя робкая потайная жизнь. Со мной нужно нянчиться, делать мне поблажки. Я предаюсь размышлениям, я мыслитель, творческая натура, представляющая для мира некоторую ценность

Но бесполезно спрашивать бушмена, сколько ему лет: у них нет представления о числах, все, что больше двух, — «много». Один, два, много — вот как они считают. Дети хорошенькие, особенно девочки — кость тонкая, изящные. Но мужчины и женщины — сексуальные извращенцы. Мужчины идут на смерть с эрекцией.

У меня неверная жена, несчастливый дом, несимпатичное начальство. Я мучаюсь головными болями. Я не сплю. Я себя съедаю. Если бы я умел отдыхать, то, наверное, взял бы отпуск. Но я кое-что вижу, и у меня долг перед историей, а это не может ждать. Мой долг — определить наш долг.

Тогда в моем сознании, которое никогда не отключается полностью, вспыхивает лишь одно слово — опорожнение — опорожнение: мое семя сливается, как моча, в канализацию, минуя яйцеклетки Мэрилин.