Неизвестный

на поднялась и взяла свою поклажу. Путь ей предстоял не близкий, ни тропинки, ни дороги туда не вели. И все же она знала, как туда идти. Так же, как знают звери. Как знают ниссе-толстогузки, тролли-болотники и серые карлики.
И так она шла спокойно по залитому лунным светом лесу между сосен и елей, ступая по мху и черничнику, мимо болот, поросших ароматным багульником, мимо черных омутов и бездонных трясин, карабкалась по поваленным деревьям, переходила вброд журчащие ручьи. Она шла по лесу напрямик к Медвежьей пещере.
Она видела, как на холме пляшут тролли-болотники. Пер Лысуха говорил ей, что они пляшут только лунными ночами. Она остановилась и стала украдкой смотреть на них. Странным был их танец. Они медленно и неуклюже кружились, бормоча что-то непонятное. Пер рассказывал, что это их весенняя песня. Он даже пытался сам петь, как тролли, бормоча что-то чудное. Но теперь она поняла, что его бормотание было вовсе не похоже на настоящую песню троллей-болотников. Их песня звучала как что-то древнее и печальное.
Вспомнив о Пере, она не могла не подумать о Маттисе и Лувис, и сердце у нее сжалось.
Но когда Ронья наконец подошла к пещере и увидела огонь у входа в нее, она забыла про отца и мать. Это Бирк разжег костер, чтобы они не замерзли прохладной весенней ночью. Костер пылал и светил так ярко, что был виден издалека, и Ронья вспомнила слова Маттиса: «Там, где очаг, там и дом!»
«А раз здесь горит огонь, — думала Ронья, — значит, это чей-то дом. Медвежья пещера будет мне домом!»
У входа в пещеру сидел Бирк и ел жаренное на костре мясо. Он надел на палочку кусок мяса и протянул ей.
— Я ждал тебя долго, — сказал он. — Ешь! А после споешь Волчью песнь.

уман над рекой часто поднимался вечерами, тут нечего было бояться. Но кто знает, а вдруг этим вечером туман пополз в лес? Тогда подземный народец может вылезти из своих темных глубин. Кто тогда защитит Ронью, кто помешает им заманить ее своими песнями? Правда, теперь это уже не его дело. Нет, как бы там ни было, он не может больше ждать! Он должен пойти в лес, должен найти Ронью.
Бирк бежал так быстро, что запыхался. Он искал ее по всем тропинкам, по всем местам, где, как ему казалось, она могла быть. Он звал ее так долго, что стал бояться собственного голоса, стал бояться привлечь внимание любопытных жестоких диких виттр.
«Катись ко всем виттрам!» — крикнул он тогда ей вслед. Теперь он со стыдом вспоминал об этом. Быть может, они уже утащили ее, раз он не мог ее нигде найти. А может, она отправилась в замок Маттиса? Может, она стоит перед Маттисом на коленях и умоляет его позволить ей вернуться домой и снова стать ему дочерью? Уж проситься назад в Медвежью пещеру она точно не станет. Она скучала по Маттису, это было видно. Хотя она и не хотела, чтобы Бирк это заметил. Теперь-то уж она, верно, радуется, теперь она нашла причину, чтобы уйти из Медвежьей пещеры и от своего названого брата!
Больше искать ее было ни к чему. Одинокий и несчастный, он отправился назад в пещеру.
Весенний вечер был прекрасен, как чудо Господне, но Бирк этого не замечал. Он не чувствовал весеннего аромата, не слышал пения птиц, не видел цветов и трав. Он чувствовал лишь боль обиды в груди.
И вдруг Бирк услышал, как ржет лошадь в смертельном страхе. Он побежал туда. Чем ближе он подбегал к ней, тем отчаяннее становилось ржание. Наконец на небольшой прогалине меж елей он увидел лошадь. Это была истекающая кровью кобыла. На брюхе у нее зияла глубокая рана. Она испугалась Бирка, но не ускакала, лишь заржала еще громче, словно просила помощи и защиты.
— Бедняга! — воскликнул Бирк. — Кто же это так тебя изувечил?
И в этот момент он увидел Ронью. Она выбежала из ельника и помчалась ему навстречу. Лицо ее было мокро от слез.
— Ты видел медведя? — крикнула она. — Ах, Бирк, он задрал ее жеребенка, он растерзал его!
Она разразилась отчаянным плачем. Но Бирк мог чувствовать лишь дикую радость. Ронья была жива, ее медведь не задрал. И ни Маттис, ни виттры не отняли ее у него. Какое счастье!
Но Ронья, стоя возле лошади, смотрела, как та истекает кровью. И тут она мысленно услышала голос Лувис, подсказывавшей ей, что нужно делать.
Она крикнула Бирку:
— Скорее! Принеси охапку белого мха, а не то она потеряет всю кровь.
— А ты? Оставить тебя здесь? Ведь медведь где-то рядом!
— Беги! — закричала Ронья. — Я должна остаться здесь с лошадью и утешить ее. Принеси мох! Да поскорее!
И Бирк побежал. А Ронья обняла голову лошади и стала шептать ей слова утешения. Лошадь слушала ее, как будто понимала, что ей говорит девочка.