Русский жиголо

новый роман отца-основателя русской «гламурной литературы» ВЛАДИМИРА СПЕКТРА, автора двух романов «Face Control» и «Наезд», а также сборника рассказов «Чья-то чужая жизнь» РУССКИЙ ЖИГОЛО Главный герой романа — прожигатель жизни, мечтающий об открытии собственного ночного клуба на деньги спутницы Вероники, старше его на 20 лет. На протяжении романа он разрывается между грезами о другой жизни, где будет клуб, слава и вечная молодость, и необходимостью управлять настоящим. Зазор между двумя реальностями сводит его с ума, а безумие толкает на преступления. Ни герой, ни читатель до конца не уверены, кто перед ними. Ведь его физическое существование: походы в спортзал, встречи в кафе и вечеринки — намного иллюзорнее его фантазий. Сладкие мечты о будущем и устрашающие мысли о старости — два главных вопроса, занимающих героя. Им подчинены поступки героя и повествование. Жиголо В.Спектра — это не просто бездельник, но кристально чистый образ современного человека, не замутненный повседневностью, работой или семьей. Его диета из цветной капусты и воды без газа сводит его с ума так же, как раньше сводили наркотики. Его аскетизм равен чревоугодию, так же как дикий садомазохистский секс со страпоном более всего напоминает монашеское отречение от тела. И хотя в романе есть узнаваемая рублевско-садово-бульварная реальность, книга не об этом. Лощеная эстетика и антибуржуазная риторика, так свойственные В.Спектру, уходят далеко на задний план, на первый же выдвигаются проблемы экзистенциалистского размаха. Удивительный, для такой затасканной темы, настоящий модернистский роман, история необыкновенного безумия, выполненная настоящим писателем. «В романах Спектра есть все то же, что потом появится в „Духless“ Минаева: скука, раздражение и полное падение нравов… Книги Спектра еще и написаны лучше, чем эпохальный роман его последователя. Издателям стоит задуматься о переиздании этих романов: раз уж ружье висит на стене, то должно же оно когда-нибудь выстрелить». Большой город «Спектр был первой ласточкой той новой реальности, плоды которой так смакуют его негласные последователи. Он сам мог бы стать героем русского поп-романа». Harper«s Bazaar «У Спектра, безусловно, есть писательское дарование, драйв, воля к письму и озабоченность своим социальным статусом, которую он умеет конвертировать в художественный текст». Афиша Удача в том, что Спектру удалось продемонстрировать содержание и смысл эпохи — глубочайший духовный кризис поколения, насильно выброшенного идеологами из истории. Независимая газета «Владимир Спектр пишет о невыносимой тоске потребительского бытия, признаваясь с одинаковым равнодушием как в своих добрых, так и дурных поступках». GQ «Культовый бытописатель глянцевой тусовки». Новые известия «Спектр пишет о самозванном столичном „бомонде“. В результате получается странная смесь фикшн и реалити-шоу». TimeOut — Москва Ad Marginem, 2007 «Жиголо» есть монолог главного героя Филиппа, 32-летнего духлесса, живущего за счет богатых любовниц, но испытывающего дефицит средств для открытия собственного клуба. «Ладно, чего там, куколка, ждать осталось недолго. Очень скоро я откроюсь, и это будет не какой-нибудь беспонтовый lounge с деревенской претензией на модность, очередная безликая штамповка для стареющих ловеласов в Lacosta и необразованных малолетних шлюх в D&G, а самое закрытое, самое правильное место в Москве». Заканчивается роман странной сценой в Лондоне, убийством, как-то связанным с ФСБ, но, вообще-то, в «Жиголо» не слишком много того, что называется «сценами»; процентов на 80 (субъективное ощущение) это бесконечное нытье про постоянную необходимость в стимуляции — ксанаксом, деньгами, молодым женским мясом, хорошей едой, кокаином, диетой, фитнесом. Новый спектровский роман вызывает настоящее омерзение — инстинктивное, на зоологическом уровне: как матовый таракан в параллелепипеде теплого желе, которого почему-то нужно сжевать и проглотить. Однако в то же время — и вот тут пора назвать вещи своими именами — спектровский роман отличает фантастическое соответствие формы и содержания. Чего-там-куколка-очень-скоро-я-откроюсь и прочие гимны товарам категории люкс — все это такая банальность, так напоминающая подстрочник каких-нибудь Pet Shop Boys и так адекватно материалу выпетая, — что это уже и хорошо. Чем внимательнее вслушиваешься в эту ахинею про клуб, кокаин, диеты, солярии и бары, тем понятнее — тут что-то не так, в этой естественности кроется какая-то червоточина, автор прекрасно знает, что говорит чудовищные банальности, — а еще он знает, что читатель знает, что это пошлость, и что читателя тошнит, что он не верит этим монологам, а он все равно продолжает ныть. Почему? Да потому что он неадекватен самому себе, он психопат (в этом смысле важен лейтмотив романа — тяжелая диета; герой здесь вечно голоден, он как Тантал в аду, он сам провоцирует булимию — и сам от нее мучается, при абсолютной доступности пищи). Весь роман — обманка, сплошная двусмысленность, постоянная игра в «веришь — не веришь» с читателем. Спектровский Филипп — такой же ненадежный рассказчик, как — ну разумеется, понятно кто — Патрик Бейтмен, герой «Американского психопата»: и дело не только в том, что что-то неладно со смертями всех его любовниц и что не было, похоже, никакого эфэсбэшника в Лондоне, что он сам его выдумал, чтобы оправдать убийство в финале. Это вообще не реалистическая вещь, как какой-нибудь «Духлесс». Это поэма про ад, маскирующаяся под «гламурную» светскую хронику; это отечественная проза, маскирующаяся под переводную, — притом что автор знает, что никто уже не верит, что Москва и Нью-Йорк, в принципе, то же самое, — и тем не менее он вываливает и вываливает на стол свое желе, играющее, переливающееся, скользкое, — килограммами. Спектр, надо отдать ему должное, умудрился, оставшись в самом тошнотворном сейчас секторе литературы — «окологламуре» — нащупать удивительно адекватную форму для рассказа об этом мире, об этой реальности — выморочной, психопатогенной, не имеющей под собой никаких оснований. Он синтезировал соответствующий психопатический дискурс, со своим ритмом (монотонное бормотание), со своим внутренним изъяном (вранье рассказчика). Скажем так: трудно понять, с какой стати следовало в 2007 году придумывать такую изощренную отечественную версию «Американского психопата», но, как бы то ни было, «Жиголо» — очень плотная проза, отличающаяся таким несомненным единством формы и содержания, что омерзение, которое испытываешь от собственно материала, ни разу не переходит в позывы сблевнуть; и вот продержать читателя в таком состоянии на протяжении целого романа — с подступившим к самому горлу тромбом желудочного сока — это тоже называется «виртуозность»; выражаясь более недвусмысленно, в светских хрониках «Вога» не зря подписывают спектровские фотографии словом «писатель». Лев Данилкин, Журнал «Афиша» 18 апреля 2007 http://msk.afisha.ru/books/book/?id=20686212 Автора, известного по романам «Face Control» и «Наезд», некоторые восприняли как второстепенную фигуру, существующую в тени Оксаны Робски. Новый роман Спектра «Русский Жиголо» в корне меняет ситуацию. Эту вещь невозможно истолковать через гламурность, антигламурность и тому подобные штампы. Тревожный посыл книги скрывает несколько заезженная форма, напластования которой постепенно снимаются по мере приближения к кульминации. Русский жиголо по имени Филипп, живущий с очередной «мамочкой», помешан на идее собственного клуба. Мечта о его открытии и о том, каким выдающимся будет качество музыки и интерьера, едва ли не единственное, что привязывает профессионального альфонса к жизни. Сюжет этот довольно долго почти никак не развивается: текст держится на диалогах, пространных рассуждениях и специфических зарисовках, погружающих в клубную атмосферу. Спор с коллегой-содержантом о предпочтениях женщин и перспективах выгодного сожительства не может быть коротким, как и воспоминания о беспутном отрочестве, прошедшем под хеви-метал. Бывшая жена жиголо, дисциплинированная бизнес-леди, пытается убедить его в необходимости повзрослеть и забыть об индустрии развлечений. Но он не соглашается — и вот заполнено еще несколько страниц. А ведь есть и фантазии на тему клуба, и мысли о жизни вообще. Поверх всего этого крупным бисером рассыпаны наименования брендов, подлинные имена модных людей и названия музыкальных проектов. Такое проворачивание словесной массы, заставляющее почувствовать конкретный образ жизни во всей его пустоте, — стандарт антигламурного творчества. Спектр, однако, сразу берет верную языковую тональность, спасая свою прозу от трафаретности, в чем ему помогают обращение «куколка» и призывы рубить фишку. Описаний ритуализованного садомазохистского секса у Робски тоже не найдешь. Однако если бы этим все и ограничилось, говорить было бы не о чем. Но Спектр специально оттягивает начало событий — есть такая старая эффективная стратегия. Со странного убийства содержащей Филиппа дамы, которое продолжает череду смертей других его сожительниц, начинается совсем другая история. В ней жиголо оказывается тем самым трагедийным маленьким человеком, в чьих глазах реальность дает катастрофический сбой. В итоге эта хроника почти мистического сумасшествия, обнаруживающаяся под гламурной мишурой, вызывает ассоциации отнюдь не с менеджерскими россказнями и не с рублевскими лав-стори, а с несколько более высокими образцами изящной словесности. Кирилл Решетников Газета.-2007.-23 апреля T «Мы тешим себя надеждой, что рано или поздно, когда-нибудь, через полгода или девять месяцев снова сможем вести жизнь такую, как в молодости, и это самообман, детка. От времени нельзя убежать.» Современный человек — это микс брендов. Но иногда и в нем нет-нет да и пискнет голос личности. Такова позиция Вла­димира Спектра, представляющего в своих книгах целый паноптикум обитателей пласт­массового мира. Филипп, герой нового романа Спектра, — содержант преуспевающих бизнес-леди. Перешагнув тридцатилетие, он вдруг задается вопросом «Что такое хорошо и что такое плохо?» Хорошо, по его мнению, стать хозяином ультра­модного клуба в Москве, не при­ложив к этому никаких усилий, плохо — превратиться в офисную шестеренку. Правда, осуществить открытие заветной ресторации ему не по силам, да и не по уму. В паническом порыве гламурный пустоцвет хватается за свою пос­леднюю соломинку — миллионершу Веронику, любительницу садо-мазо. Похоже, она единственный человек, к кому он испытывает не только корыстные, но и человеческие чувства. Спасаясь от одиночества и надеясь сорвать большой куш, Филипп выпадает из реальности в какой-то шизоидный транс. И тут неожиданно возникшая в тексте достоевщина лишает читателя уверенности, что с ума сошел герой книги, а не он сам. «Русский Жиголо» — жесткая психологическая драма. Пожалуй история логически завершает цикл, начатый Спектром в Face-control и продолженный в «Наезде». Острая булавка текста, традиционно для Спектра щедро нашпигованного торговыми марками и именами поп-идолов, безжалостно пришпиливает поистаскавшегося яппи, словно глупого мотылька к коллекционной картонке. Жалко ли жиголо? Вряд ли. Вызывает ли он уважение? Нет. Филипп — еще одна ипостась суперпотребителя, кочующего по страницам книг модных писателей. Однако выпустить роман из рук затруднительно — он приклеивается к ладоням на третьем абзаце. Подкупает динамика, психологическое напряжение, искренний голос автора. Но главное в книге — безнадежный диагноз, который писатель ставит российской глянцевой элите. Впрочем, золотые рублевские мальчики и девочки тоже будут читать роман с упоением. Beдь стильная самоирония и лакированный скепсис — сегодня на первых позициях многих чартов. Владимир Гуга Ваш Досуг 26 апреля-06 мая 2007