Размышления о религии

Нет никаких доказательств, что за могилой людей ждет райское блаженство. Если бы мы нашли какую-нибудь древнюю книгу, в которой несколько неизвестных людей наиподробнейшим образом поведали бы нам о цветущем и прекрасном тропическом рае, скрытом в недоступной долине посреди вечных льдов Антарктики - причем даже не утверждая, что они видели его собственными глазами, а лишь ссылаясь на ниспосланное богом откровение как на источник этих сведений,- ни одно географическое общество в мире не приняло бы эту книгу всерьез. А ведь эта книга являлась бы столь же подлинным, столь же достоверным и столь же ценным свидетельством, как и Библия. Библия точь-в-точь такова. Все сведения о существовании ее рая получены косвенным путем - от неизвестных лиц, которые ничем не доказали, что они бывали там сами.

Когда мы думаем о подобном боге, мы уже не можем приписывать ему ничтожные деяния, лишенные достоинства, лишенные величия. Мы не можем представить себе чтобы он отверг Сириус, дабы избрать своим подножием нашу картофелину. Мы не можем представить себе, чтобы он интересовался делами микроскопического человечества радовался его воскресным хвалам и сердился, если хвала эта слабеет или совсем умолкает,- так же как мы не можем представить себе, чтобы китайский император вдруг заинтересовался пробиркой с микробами и с трепетным беспокойством старался бы им понравиться, дабы упиваться их грубой лестью. И если бы даже мы могли себе представить, что китайский император безумно заинтересовался такой пробиркой с микробами, то на этом мы все-таки поставили бы точку. Уж никакими силами мы не могли бы вообразить, что он изберет из этих бесчисленных мириад четверть наперстка иудейских микробов, наименее привлекательных из всего этого множества, и сделает их своими любимцами, и назовет их своими избранными бациллами, и зайдет в своей любви к ним так далеко, что обещает холить и лелеять только их одних, а остальных предать вечному проклятию.

Весьма мало вероятно, что в загробной жизни нас
ждет рай. Чрезвычайно вероятно, что там нас ждет ад. И почти совершенно несомненно, что этого ада не избежит никто.

Его швырнули в этот мир, не спрашивая его согласия, и он немедленно вбивает себе в голову, что имеет какие-то
таинственные обязательства перед неизвестной силой, которая поступила с ним таким
возмутительным образом,— и с тех пор он считает, что несет ответственность перед этой
силой за каждый свой поступок и подлежит наказанию за те из них, которые эта сила не
одобряет.

Когда ему понадобилось доставить людям
весть куда более важную, чем все остальные его вести, вместе взятые, доставка которых
нисколько его не затруднила, он не сумел придумать для этого никакого средства, кроме
самого жалкого из всех возможных — книги. Книги, написанной на двух языках (чтобы
передать весть тысячам разн

Священники и оптимисты любят проповедовать, что человечество непрерывно движется
вперед к совершенству. Как обычно, они не подкрепляют свое мнение статистикой. Так уж
заведено у священников — и у оптимистов тоже.

Мы
разделяем бога пополам, низводим одну его половину в глухой уголок земли, где он
должен принести спасение крохотному поселению евреев — причем только евреям и
никому другому. А вторую его половину мы оставляем на небесном престоле, откуда она
с тревогой и любопытством посматривает вниз, ожидая результатов.

Он ни разу прежде не
слышал о смерти. Это слово не имело для него никакого смысла. С тем же успехом ему
могли бы пригрозить, что если он съест это яблоко, то немедленно преобразится в
меридиан,—Адам одинаково не мог понять ни того, ни другого слова.