Кремулятор

«Если и возвращаться, — говорил старик, блестяще отыгрывая роль завсегдатая бистро, — то только единовременно и всем! Если приезжать по одному, это не создаст красным собакам никаких проблем. Они переварят, пережуют нас. Если же мы действительно хотим победить красных, то должны назначить день великого возвращения, скажем, первого января. Мы должны предупредить всех русских патриотов по всей земле, мы должны проявить солидарность! Только если мы вернемся все вместе и в один день — только это доставит проблемы советской власти. В противном случае мы не победим уже никогда!

Всякий раз, когда нужно сказать: «Хватит!» — русский человек говорит: «Да, дальше так продолжать нельзя, но, если подумать… Одна из главных проблем России — союз «но» и запятые. Мы привыкли ставить запятые там, где давно пора поставить точку!»

Век только начинался, а все идеалы уже были разрушены.

озвращение в эту страну по собственной воле для него противоестественно. Тоска по дому, родной язык? Для следователя Перепелицы всё это пустое. Любовь? Тем более. Хорошо зная это государство, мой следователь искренне считает, что вернуться сюда можно только ради выгоды. Лично он, будь у него такая возможность, никогда бы так не поступил. В глубине души мой следователь твердо убежден, что смог бы реализовать себя в Цюрихе или в Женеве. Он считает, что из него получился бы отменный частный детектив.

ижу веселого и пьяного Вертинского, который кричит: «Ах, сколько великолепных лакеев, услужливых метрдотелей и шоферов повыходило из нашей знати!» Прохожие осуждающе смотрят на него, а я нет. Всех этих людей я тоже не жалую. В случившейся Гражданской войне, в развале страны все мы виновны ничуть не меньше, чем захватившие власть большевики. Более того, мы допустили, вековым бездействием своим, мы только и допустили, что это дерьмо сумело захватить власть. Выходит — мы были еще хуже этого дерьма…

палубах наших творилось ровно то же, что и на земле — великая (с маленькой буквы) Россия. От себя ведь не убежишь! Всего за несколько минут на кораблях установилось привычное бесправие, то самое, укоренившееся в русской земле бесправие, что веками не отпускало всех нас. До гальюнов невозможно было добраться — в них допускались только те самые, привилегированные и лучшие люди Империи. Мы же, простые и небогатые, вынуждены были ходить под себя...
— Даже офицеры?
— Даже офицеры, гражданин начальник, даже офицеры. Впрочем, я могу говорить только за наше судно. Быть может, на других кораблях дело обстояло принципиально иначе, но я в этом очень сомневаюсь...

Тебя послушать, так смерть буквально ходила за тобой по пятам, Нестеренко...
— Да, в общении со смертью у меня есть некоторый опыт…
— Это как понимать?
— А очень просто. Смерть есть то, что мы не можем помыслить, гражданин начальник. Едва вы представляете ее — она отступает...

еплохо рассуждать об этом здесь, сидя в Саратове, верно, гражданин начальник?
— Нестеренко, поосторожнее! Во время войны каждый делает свое дело. К сожалению, враг не дремлет — наша страна наводнена шпионами, и мне поручено разбираться с такими, как ты! Если партия прикажет мне отправиться на фронт — я отправлюсь!

какой в ней был смысл? Какой вообще во всех этих бойнях смысл, если проходит сто лет, и никто даже не вспоминает ни когда, ни из-за чего война началась? Для чего, например, солдаты отдавали свои жизни, если на территории Советского Союза нет ни одного памятника погибшим в Великой войне?!
— Памятников нет, потому что нельзя увековечивать неправильную войну.
— А жизни солдат?
— А значимость солдатской жизни тоже преувеличивать не стоит.

Война эта была нужна папеньке и людям вроде него, но не мне. Жертвоприношение на алтарь отцовских глупостей.