День накануне

В лагере справедливости нет. А раз нет справедливости, нужно рассчитывать только на себя и только о себе думать.

Одна душа коменданта была переполнена страхом, другая гордыней. Трусость помогала ему подобающим образом строить взаимоотношения с начальством, а гордыня — с подчиненными. Наверняка у него имелись в запасе еще пара-тройка душонок, одна другой меньше и глубже запрятанных, может, даже и некое подобие патриотизма, который был не чем иным, как русским шовинизмом.

Стоит человеку, задавленному тяжелыми обстоятельствами, слегка опомниться, прийти в себя, как он сразу начинает гадать, кто навлек на него беду. Сначала он винит людскую злобу, потом судьбу и лишь в последнюю очередь приходит к мысли, что, может, его собственные дурные поступки всему виной и за них-то и приходится теперь расплачиваться

Моя мама долго живет на свете и нажила огромное богатство — воспоминания, но распоряжаться им уже не в силах.

То были минуты, когда она вдруг попадала в поле моего зрения — но тут же срывалась с места и улетала. Ее нервная торопливость, казалось, говорила о том, что передо мной не обычная бабочка, а тайный посланец, спешащий с приказом от кого-то великого — Бога, солнца, короля? Она была осторожна, чутка и пуглива, но не из трусости; она знала, что доверенная ей тайна не должна попасть в чужие руки.

Подалирий совершал далекие путешествия, зная, куда летит и зачем.

Польдера не было ни пейсов, ни бороды, он не ходил в халате и не носил ермолку,

Теперь по тротуару бежал большой рыжий пес. Он бежал как-то криво, боком, приостанавливался, поднимал лапу и бежал дальше. Я хотел отковырять еще кусок штукатурки и бросить в пса, но мне это не удалось.

Правда, корова, которую вели мужик и баба, совсем не была похожа на тех: намного крупнее, лобастая, с большим животом и огромным выменем, а самое главное — не бело-рыжая, как они, а черно-белая

Не знаю, откуда я взялся. Из ночи, тумана, забвения? Из таинственных шорохов, неясных, расплывчатых картин, незнакомых запахов?