Физики

— Преступно отказываться от познания, — говорил Кассель. — Это все равно, что отказываться от своей сути. Мы не можем себе этого позволить…

— Рейн — это планета будущего. Мы разрабатываем не технологию мгновенной переброски материи, мы готовим приход завтрашнего дня. А рождение чего-то нового — это всегда муки…

— Кассель, прекратите, — без особой надежды попросил Миллер.

Бейти тоже почувствовал усталость и равнодушие. Над горами в конце долины поднималось и поднималось солнце.

Кассель продолжал.

— Мы надеялись, что дорога к завтрашнему дню будет солнечной, но оказалось, что она лежит через дождь. И оказалось, что она лежит через кровь. Похоже, путь познания всегда лежит через кровь. Во времена Галилея это были благодетели с испанскими сапогами, в наши дни это снарки. Но остановить познание невозможно. Человечество есть для того, чтобы знать. Человечество есть для того, чтобы мочь. И если нам предстоит пройти через снарков, мы должны пройти через снарков.

Бейти увидел, как над горами блеснула искра, «Дестер» заходил на глиссаду.

— Здесь, на Рейне, прорастает новая космология, новое представление о мире, — говорил Кассель. — Здесь мы решаем не транспортные проблемы, мы снимаем с глаз человека шоры, надвинутые некогда Эйнштейном и Хабблом. Нет, по-другому. Мы даем человечеству новые глаза.

— А вы уверены, что человечеству понравится то, что оно увидит вашими новыми глазами? — спросил Миллер.

Человечество переживет снарков, как переживало их уже не раз. И пойдет дальше, рассыплется алмазным песком по звездной равнине. Кто-то должен заплатить, но так было всегда. В этот раз этот кто-то — ты. Но почему ты решил, что поля грядущего будут убелены не твоими костями? В этот раз это ты.

— Мы придумали звездолеты, а люди нас на них не пускают. Люди несправедливы к нам, люди могут желать, а мы не желаем ничего, люди пользуются этим. Люди не могут ничего, но хотят слишком много, разве это справедливо?

Гладкие глаза, подумал Бейти. Бейти старался не смотреть в эти глаза, но все время натыкался на них. Снарк смещался и смещался, Бейти казалось, что он приближается с каждым разом.

— Земляне слепы, как кроты и самонадеянны, как боги. Зачем вам Вселенная, ведь вы не можете понять простых вещей. Вы меряете пространство линейкой, вместо того, чтобы его услышать, вы глухи и бестолковы, но смеете судить. Вы беспомощны, вы любите современную архитектуру?

— Я не люблю современную архитектуру, — ответил Бейти.

Современная архитектура отвратительна, думал Бейти. Кривые полы, ассиметричные галереи, атриумы и портики в неожиданных местах, опрокинутые пирамиды, симметриады и вывернутые октаэдры, вертикальные бассейны, замкнутые в гравитационные колбы, акведуки и колизеи. Жилые помещения унифицированы и похожи на обрезанные трубы, служебные помещения как овал, уровни как соты, коридоры, сплетенными жилами. Стены, словно сложенные из драконьей чешуи и вырезанные из голубого хрусталя, а иногда стен вообще нет. Почти всегда они в дырках, некоторые дырки размером с кулак, а некоторые с арбуз, в третьи дырки можно пролезть, иногда нет потолка и крыши. Силовое поле отсекает дождь и пропускает туман, и вечером по комнатам бродят прозрачные приведения. Пол, отлитый из янтаря, с прозрачной золотой глубиной, в которой обязательно застряли древние клыкастые раки, лестницы. Обязательно много лестниц. Выходящих из потолка, погруженных в потолок, связанных в запутанные конструкции, дома в виде лестниц, лестницы вместо стен. Много ртути и меди, ртуть и медь, они говорят, что это застывшая музыка. Но это не музыка, это крик. Старая архитектура лучше. Прямая и понятная геометрия, формы, в основе которых гармония настолько древняя, что воспринимается разумом всего лишь как красота. Колонны. Хуже лестниц, но почему-то они переселились и в новую, раньше они поддерживали небо, теперь их ставят за углом, так, что идущий натыкается на колонну самым неожиданным образом, раньше они стерегли восток, теперь их стайкой забывают посреди зала, чтобы можно было остановиться и подумать. Порой их укладывают у входа, очень часто рубят на куски…

Полемика, жгучие споры и здравые рассуждения — все это казалось нелепым здесь, на Рейне. Все это было земным, легким, земное и легкое осталось где-то там, за краем ночи, авторы монографий и вольтижеры полемики жили за надежным световым порогом и могли позволить себе парадоксальность мысли и легкость теоретических суждений.

Если долгое время живешь вне привычной морали, то постепенно перестаешь подчиняться ее законам.

Он был журналистом и надеялся стать писателем, но бумажные книги почему-то не любил, у книг в бумаге всегда имелся дополнительный характер, к содержанию текста добавлялось что-то лишнее. К тому же бумажные книги пахли. Деревом, клеем, кожей, железом. И сама библиотека пахла живым существом, и это не нравилось Бейти.

— Рейн — планета физиков, — громко рассказывал Кассель. — Передний край изучения пространства, плацдарм для броска во Вселенную. Место, где завтрашний день уже стал сегодняшним…

— Некоторые сотрудники полагают, что если ты напялишь… кружевной фрак и рейтузы в ромб, снарки побрезгуют такой добычей. Но это чушь, на самом деле им плевать. Лично мне, кажется, что это все придумали сами снарки, они…

Миллер потер вспотевший лоб.

— Умеют внушать. Ведь весь этот нелепый птичий камуфляж есть проявление страха. А им нравится смотреть, как мы их боимся. Наверное, это весело.

— То есть, значит, надо не испытывать страх? — спросил Бейти.

— Поверьте мне, Бейти, не испытывать страх у вас не получится, — сказал Миллер.

— Кстати, вы спрашивали про костюм, — напомнил Бейти. — Мне должны были выдать какой-то костюм?

— Ерунда, — отмахнулся Миллер. — Забудьте.

— И все-таки? Какой костюм? Химической защиты? Бактериологической? Глубинной, может?

— Костюм клоуна.