Сто лет одиночества

любовь – это вроде бы чувство более степенное и глубокое, чем сумасшедшее, но скоротечное блаженство их тайных ночей.

Аурелиано уже не только многое понимал, но и пытался вжиться в ощущения брата. Однажды, когда тот подробно объяснял ему механику любви, он его прервал вопросом: «А самому тебе как?» Хосе Аркадио, не задумываясь, ответил:
– Как во время землетрясения.

– Я хочу быть только с тобой, – заявил он. – Скоро расскажу всем и обо всем, и хватит по углам хорониться.
Она ему не противоречила.
– Хорошо бы, – отвечала она. – Когда будем одни, зажжем лампу, чтобы видеть друг друга, и я смогу кричать так, как захочется, и никто нос не сунет, а ты будешь говорить мне на ухо всякие сладкие гадости, все, что надумаешь.

бывать на необитаемых землях и вступать в сношения с восхитительными созданиями, не покидая своего научного кабинета. Именно в это время он приобрел привычку разговаривать сам с собой, прохаживаясь по дому и никого не замечая, тогда как Урсула в поте лица своего трудилась с детьми на земле, выращивая маниоку, ямс и малангу, тыквы и баклажаны, ухаживая за бананами.

Аркадио и Амаранта заговорили на языке гуахиро раньше, чем на испанском, и стали охотно есть похлебку из ящериц и паучьи яйца, прежде чем Урсула это заметила, увлекшись доходной торговлей леденцовыми зверушками.

потому стал выглядеть хилым, как вегетарианец.