Закрой последнюю дверь

милашки редко бывают серьезны

если никто тебя не любит, если все стараются тебе досадить, не думай, что это случайно: ты сам во всем виноват

«Ох, – говорила Анна, – да разве что-нибудь бывает таким, каким кажется? Сначала головастик, потом лягушка. Надеваешь кольцо – вроде золото, а на пальце оставляет зеленый след. Взять, к примеру, моего второго мужа – выглядел таким славным парнем, а оказался обычным подонком. Посмотри хотя бы на эту комнату: в камине и щепочки не сожжешь, а зеркала якобы добавляют простора, они врут. Нет, Уолтер, всё с виду одно, а по сути другое. Рождественские елки сделаны из пластика, а снег – мыльные стружки. В нас мается что-то, мы называем это душой, и, умирая, ты не умираешь совсем; ну и живые тоже не совсем живы. Ты хочешь знать, люблю ли я тебя? Не будь кретином, Уолтер, мы с тобой даже не друзья…»

Стоял август, в красном ночном небе словно горели фейерверки, и неестественный южный ландшафт, так внимательно изученный из окна поезда, – он опять вспоминал его, чтобы подавить все остальное, – усиливал ощущение конца дороги, непоправимого краха.

Рождественские елки сделаны из пластика, а снег — мыльные стружки. В нас мается что-то, мы называем это душой, и, умирая, ты не умираешь совсем; ну и живые тоже не совсем живы.

Глаз, земля, древесные кольца — все это круги, а у каждого круга, сказал себе Уолтер, есть центр.

из мяса любила только цыплячий мозг

— Конфетку хотите? — Вот спасибо, — сказала она. — Люблю конфеты, даже если на вкус они — камешки.

Мужчины ее побаивались, сама же она как будто побаивалась женщин.

Он всегда охотно признавал свои недостатки, потому что после их признания они как бы переставали существовать.