Любовь и другие слова (ЛП)

У меня есть идея: Мы можем начать все сначала.

Давайте сядем обратно в машину и вернемся в дом. Мне нужна секунда, чтобы подумать.

Останемся там на ночь.

Или, нет, давай вернемся дальше.

Я не забуду позвонить в первую очередь.

Я хочу вернуться к тому другому разбитому сердцу, а не к этому.

Сегодня был не лучший день для поездки. Если мы поедем сегодня, я потеряю всех.

Если мы поедем сегодня, я больше не буду дочерью.

Я сворачивалась калачиком и спала, пока не была уверена, что мысль можно завернуть покрепче.

Я так давно не чувствовала себя так. Или, может быть, я никогда не испытывала таких эмоций: Я хочу плакать. Я хочу положительно рыдать. Я даю ему полный доступ, позволяя ему прорваться сквозь меня в эти ужасные завывания, которые отражаются от высоких потолков и сотрясают мое туловище, скручивая меня вперед. Сопли, слюна: Я в полном беспорядке. Я чувствую его прямо за собой, но знаю, что его там нет. Я хочу позвать его, спросить, что у него на завтрак. Я хочу услышать ровный ритм его шагов, прерывистый треск газеты, которую он читает. Все эти инстинкты, кажется, живут так близко к поверхности, что они искривляются и пробиваются сквозь ткань возможностей. Может быть, он внизу, читает. Может быть, он только что вышел из душа.

Именно эти крошечные напоминания причиняют боль, эти крошечные моменты, когда вы думаете – дай–ка я просто позову его. Ах, да. Он мертв. И ты задаешься вопросом, как это произошло, было ли это больно, видит ли он меня здесь, в грязной, рыдающей луже на своем полу?

Ты думаешь обо мне, когда находишься там? – Его слова прозвучали резко, с грубым выдохом.

Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что он имел в виду. Когда я нахожусь дома. Вдали от него. – Конечно, думаю.

– Когда?

– Все время. Ты мой лучший друг.

– Твой лучший друг, – повторил он.

Мое сердце упало низко в груди, почти болезненно. – Ну, ты больше, тоже. Ты – мое все.

Мейси?

– Что?

– Ты думаешь о ней здесь? Поэтому ты любишь эту комнату?

– Я люблю эту комнату, потому что я люблю читать.

И потому что, когда я нахожу книгу, которая заставляет меня потерять себя на час, а может и больше, я забываю.

И потому что мой папа думает о маме каждый раз, когда покупает мне книгу.

И потому что ты здесь, и с тобой я чувствую себя в тысячу раз менее одинокой.

Какое твое любимое слово?

Испугавшись, я подняла на него глаза, не уверенная, что правильно его расслышала. – Мое любимое слово?

Он кивнул, водрузив очки на нос и быстро, с практической точностью, скорчил гримасу, которая в течение одной секунды придала ему сердитый, а затем удивленный вид. – У тебя тут семь коробок с книгами. Дикая догадка подсказывает мне, что ты любишь слова.

Сколько тебе лет?

– Четырнадцать, на прошлой неделе.

– Ты выглядишь моложе.

– Спасибо, – сказал он категорично. – Я как раз этого и добивался. – Он выдохнул, смахнув волосы со лба.

Ты читала это? – спросил он с сомнением.

Я кивнула, взяла у него любимую книгу и положила ее на пустую полку внутри шкафа.

– Она хорошая, – сказал он.

Удивленная, я подняла на него глаза и спросила: – Ты тоже это читал?

Он кивнул и бессознательно сказал: – Я плакал.

Но когда я поднимаю на него глаза, я вижу, что лицо Эллиота – это зеркало того, что происходит в моей груди. Он выглядит опустошенным. Он единственный, кто мог бы так выглядеть после того, как узнал о смерти отца, потому что он единственный, кто мог бы понять, что это сделало со мной.

Раньше нас беспокоило, когда между обновлениями проходил месяц. Теперь же между нами годы и целые жизни, неизвестные друг другу.