Романовы

Новый австрийский посол граф Вратислав в отчаянии от того, что не удаётся заставить юного царя учиться, даже просил Карла VI прислать из Германии разбиравшегося в тонкостях охоты профессора, чтобы просвещать императора без отрыва от его излюбленного занятия...

Голштинский министр Генинг Бассевич, кажется, подметил главное в их отношениях: «Супруга его была с ним, окружённая, согласно воле монарха, царским блеском, который ему всегда был в тягость и который она умела поддерживать с удивительным величием и непринуждённостью. Двор её, который она устраивала совершенно по своему вкусу, был многочислен, правилен, блестящ, и хотя она не могла вполне отменить при нём русских обычаев, однако ж немецкие у неё преобладали. Царь не мог надивиться её способности и умению превращаться, как он выражался, в императрицу, не забывая, что она не родилась ею. Они часто путешествовали вместе, но всегда в отдельных поездах, отличавшихся один величественностью своей простоты, другой — своею роскошью. Он любил видеть её всюду. Не было военного смотра, спуска корабля, церемонии или праздника, при которых бы она не являлась».

Лучше, пожалуй, и не скажешь. Екатерина владела редким даром — врождённым тактом и чувством меры. Безграмотная крестьянка смогла естественно играть роль государыни — и не московской боярыни, а светской дамы, пленявшей гостей танцем и беседой; она умела проникнуться интересами мужа, радоваться его успехам и переживать его неудачи.

Сохранившиеся документы петровского двора показывают Екатерину погружённой в хозяйственные заботы дворцового обихода. Царица закупала вина и водку; приобретала заморские колбасы или «чекулад», прибывавшие в Петербург на иностранных судах; приказывала доставить «про государев обиход две тысячи раков больших» или астраханских арбузов и винограда; посылала мужу свежую клубнику и огурчики.

Люди прошлого лучше чувствовали её очарование. «Черты лица Катерины Алексеевны неправильны; она вовсе не была красавицей, но в полных щеках, в вздёрнутом носе, в бархатных, то томных, то горящих (на иных портретах) огнём глазах, в её алых губах и круглом подбородке, вообще во всей физиономии столько жгучей страсти; в её роскошном бюсте столько изящества форм, что не мудрено понять, как такой колосс, как Пётр, всецело отдался этому “сердешнинькому другу”», — это голос не поклонника, а историка XIX века и издателя журнала «Русская старина» Михаила Ивановича Семевского. По словам другого историка и одновременно придворного, графа Сергея Дмитриевича Шереметева, подруга Петра была «очень телесна во вкусе Рубенса и красива». А такой увидел Екатерину дипломат-современник: «В настоящую минуту (1715 год. — Я. К.) она имеет приятную полноту; цвет лица её весьма бел с примесью природного, несколько яркого румянца, глаза у неё чёрные, маленькие, волосы такого же цвета длинные и густые, шея и руки красивые, выражение лица кроткое и весьма приятное».