Перерождение (история болезни). Книга первая. Восьмидесятые годы – 1992 год

Общая тенденция развала государства и его финиш просматриваются уже сейчас. Иногда кажется, что это замедленная катастрофа на гонках: беспорядочное движение, неуправляемость, отлетают крылья, колеса, обшивка, вылезают кишки… Зрители есть, но не более.

Многие все происходящее воспринимают легче. А мне тяжело. Многое отнято: Родина, духовные ценности, уважение к памяти о прошлом, возможность самоотверженно работать, ощущение мечты и обеспеченность ее выполнения, заработанная безопасность для детей и внуков. Отняты книги, на которые ушли годы. К этому добавляется отход друзей и родных по разным причинам, может быть, оттого, что они не были выслушаны. Конечно, нужно больше слушать людей, не спешить ставить политические «диагнозы», вдумываться в противоречия.
Жизнь еще бурлит и еще чего-то требует. Но это все не то.

Раздвоенность. Обычная жизнь, из которой не вырвешься, и порождаемый ею же протест. Негативизм, неудовлетворенность, нетерпимость. Разрыв с прежними друзьями. Непрощение. Дефицит радости. Стремление уйти, обособиться, спрятаться. И, напротив, радость от общения с редкими единомышленниками, радость забвения реальности, всполохи единения на митингах, уверенности, торжества, отвоеванного успеха. Нужно объединяться: дерево с одиноким корнем – гибнет.

Привожу некоторые тезисы:
«Департизация, а именно – отказ от шаблонов, догм, лозунгов, обязаловки, ложного представления об идеологической дисциплине, от низкопробности директивных требований и указаний, по-видимому положительно скажется на процессе преподавания. Однако отказ от положений диалектического материализма, методологии исторического анализа, стыдливое упоминание о марксистско-ленинском учении, отказ от критических комментариев фактов издевательства над социалистическими ценностями – обедняют не только диагностический, но и любой процесс познания, разрывают реальную историческую основу развития науки, делают педагога молчаливым соглашателем с сомнительными ценностями современной «демократической революции».
«Введение новых экономических условий потребует пересмотра основ общественных отношений вуза и его учебных баз и перехода к рыночно-арендным связям. Это может привести к экономическому диктату главных врачей – хозяев… Очевиден рост стоимости научно-диагностической аппаратуры и ее ремонта. В условиях дефицита снабжения и амортизации старой аппаратуры возможна постепенная ликвидация материальной базы для научно-исследовательской работы. В связи с этим необходимо экономическое обоснование планирования НИР. Назревает вопрос и об экономической основе подготовки и использования молодых специалистов».
Входят в жизнь новые термины и стоящие за ними жесткие условия ринга для миллионов. Главный термин – рынок.

6 ноября 1991 г. Письмо из Рязани – от братьев.
«Очень переживаем, что творится с нашей Родиной. Сплошной идиотизм. Эти самозванные депутаты-демократы спешат вытравить идею коммунистическую с корнем. Ходили на торжественное собрание, посвященное Октябрю. Организовано Движение «За коммунистическое возрождение». Тяжело было смотреть: 200 ветеранов войны и труда, молодежи нет. Завтра идем на демонстрацию от площади Победы до площади Ленина, там пройдет митинг совместно с «Объединенным фронтом трудящихся». Власти велели: «без ограничения движения транспорта» – вот как. Только что передали по радио: Ельцин запретил партию».

Родственник в Москве «подвинулся» от благородного «демократа» (ранний Ельцин) до сторонника черной сотни. Только бы не коммунисты! «Вам не понять народ, но это даже не ваша вина, а беда», – поучительно говорит он, подвыпив и чувствуя себя почти прокурором. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Есть и оправдывающие и оправдывающиеся: «Должны быть и бедные и богатые. Кому что. Бедность не порок, но и богатство не порок», «Надоело нищенствовать» (что верно то верно), «При чем здесь коммунист, просто – порядочный человек», «Я не могу быть в ответе за то, что вокруг меня, меня интересует только моя семья» и т. д. Мещане. Обыватели. На них Ельцин долго будет ездить во власти.

А богатенькие, они же прежде партийненькие, обойдутся без меня. Партия коммунистов – это не где-то, это – я, это – такие, как я. Это не продается, не покупается, это для людей, а не над людьми (как многие пытались) и тем более не против людей. Этого нельзя «приостановить», «запретить», «выбросить» и «уничтожить» демократическим черносотенцам. Покаяния не будет: не в чем. Я бы повторил свою жизнь, ничего в себе не изменив. И сейчас нужно жить и работать спокойно, не творя себе кумиров из похоронной команды

Происходящее – поверхностно. Чаша реванша будет выпита, а позже, не испытывая конкуренции и сопротивления, не обладая внутренней культурой и нравственной силой, они быстро станут российскими чиновниками, пойдет гулять коммерция и утробный эгоизм. Разве что-нибудь путное может быть из «образованцев».

Я на свои вопросы «оттуда» ответов не жду.

Отчетлива мерзость нейтралитета, нерешительности и капитуляции центральных и местных органов Советской власти, власти партаппарата нерабочей партии.