Мое преступление

Но представьте себе, что вы… да, представьте, что вы – персонаж детектива. Один из персонажей, не центральный. С вашей собственной жизнью не связана никакая загадка, не старайтесь ее разгадать. Но именно поэтому наступает момент, когда внимание читателей, да и автора, – тут мой собеседник усмехнулся в третий раз, – переключается с вас на других персонажей. Окончательно переключается. Да, назовем это так.

А этот солдат воплотил в себе сам дух литературы: он проявил себя одним из величайших пустословов современности, наравне с Виктором Гюго или Дизраэли.

я как англичанин должен сочувствовать Англии, а как противник империализма – быть на стороне меньшей нации

грехопадение действительно было величайшим падением, потому что это было первое действие, которое в качестве мотива имело одну только скуку. Прогресс начался от скуки, и, небесам известно, иногда становится похоже, что от нее он может и закончиться.

Вся сложность жизни в том, что в ней слишком много интересного, и потому интерес наш ни на чем подолгу не задерживается.

Во-первых, он спрашивает, какое право я имею рассуждать о спиритизме, если сам признаюсь, что не побывал ни на одном сеансе. Все это замечательно, но существует великое множество событий, на которых я сам не присутствовал, но не имею ни малейшего намерения отказываться от разговора о них. Я не собираюсь (к примеру) прекратить обсуждение осады Трои. Я не намерен безмолвствовать по поводу Французской революции. Мне не заставят молчать о недавно оправданном убийстве Юлия Цезаря. Если рассуждать о спиритизме не имеет права никто, кроме тех, кто побывал на сеансах, то из этого вытекают достаточно серьезные выводы: точно так же можно сказать, что никто не имеет права говорить о христианстве, за исключением тех, кто присутствовал в момент сошествия Святого Духа.

Проверка на убедительность философии – защита ее причудливыми аргументами. Проверка на истинность религии – шутки над ней.

Величайший из современных поэтов подытожил это ощущение в прекрасных агностических строках: «Быть может, есть небо; конечно, есть ад».

То, на что мы можем надеяться в этом мире, постоянно отрицается в наше время, а безысходность еще никогда не подвергалась сомнению. Единственное, во что современные люди действительно верят, – это безысходность.

Мир никогда не будет голодать от недостатка удивительных вещей – разве только от недостатка удивления.