Полюби меня, солдатик...

черную крышку гроба. Как только крышка скрылась под ней, немного передохнул и стал бросать снова, пока не засыпал могилу. Из оставшейся земли сделал коротенький, словно детский, холмик — как раз в рост Франи. Заплаканная женщина в черной шали издали молча перекрестила меня. Что ж, спасибо тебе, добрая австрийка, подумал я. И пухом тебе австрийская земля, милая моя землячка. Ни с кем не попрощавшись, я устало побрел к выходу. Было не до прощания и благодарностей. Не хотелось слышать ничьих и никаких слов. Не хотелось видеть людей. Я чувствовал себя опустошенным и обессилевшим. Лишь отойдя по переулку от кирхи, надел на голову пилотку и оглянулся. Так обычно делал на войне, когда имел намерение вернуться, — чтобы лучше запомнить дорогу. Сюда я должен был вернуться. Я имел твердое намерение сделать это. И — никогда не вернулся.