Айфонгелие

Сотни миллионов людей ни разу не открывали Библию, зато на сто сорок шесть процентов уверены, что я запретил алкоголь, резвиться в кровати и слушать хэви-метал.

– (Вздох.) Вот почему-то только я один всё могу.

– Извини, но тебе положено.

– Мне скучнее всех, лапочка. У меня даже противника нет. Человечество придумало какого-то Дьявола, но откуда ему взяться, если мир создал я и я же могу уничтожить любое своё творенье? Я есть добро, и я есть зло. Сто раз пытался объяснить, но нет, никто не понимает. Бог наш любовь, а вся лажа – козни врага человеческого. Блин, да прям куда деваться. Хотя по сравнению с людьми – я просто котёночек, блядь, ласковый. Это ведь не Дьявол наслал на них СПИД, отравил всю воду в реках, перебил миллион народу в Руанде, отправил евреев в концлагеря. Это всё они сами. Но понимаю, удобно говорить «бес попутал». Он у людей символ оправданий собственных действий: как воображаемый друг у маленьких детей. Типа, кто в подъезде-то насрал? Дьявол, кому же ещё. Ну, иногда Обама, но с Дьяволом стопроцентное попадание. Вот так и живу, а миллиарды лет проносятся мимо. Что самое печальное – сам не знаю, откуда я взялся. Хорошо, я создал небо и землю, отлично. А меня кто? Прикинь, всегда было типа воздушное пространство без неба и земли, а потом чпок – и там сразу я. Такой вот в хитоне и со среднего размера бородой. Нехилое объяснение? А меня почему-то не устраивает.

– Хм. Последний из Иисусов в баре «Рок-н-ролл» почти так же рассуждал про Дьявола. Пусть он являлся копией мессии, мысли у вас всё равно сходятся.

– И я его понимаю. Дьявол просто идеальный, пусть и мифологический персонаж. Я жалею, что он не существует в реальности. Жизнь превратилась бы в постоянную дуэль: ведь когда враги есть, их наличие дисциплинирует. Мне так скучно вечерами.

– (Сочувствующе, шёпотом.) Сотвори бутылку.

– (Злобно.) Не хочу. Ты слишком много работала в России, привыкла упрощать все проблемы алкоголем. Меня вот что угнетает: я создал себе помощников, а ситуация движется к следующему: хочешь, чтобы было хорошо, сделай это сам.

– Кстати, а почему ты так не можешь сделать?

– Могу запросто. Я вычислю их за две секунды, потом молния – и привет. Но оно скучно.

бог создал небо и землю. Но почему мы не спрашиваем – а какими они были изначально? Быть может, это попросту громадные, но живые существа. Вот, простите, бежит себе дворовая собака, чья шкура полна блох. И эти паразиты считают пса своей планетой, они живут на нём, кормятся, он даёт им кров, еду и природные ресурсы… Затем насекомые прогрызают в теле собаки гноящиеся язвы, и та погибает… В чём же отличие людей от блох? Его нет. Они точно так же жрут и бездумно уничтожают Землю, изнуряя её тело и выкачивая её кровь. Земля вполне могла быть сотворена живым существом, а народности завелись на ней совершенно случайно, без Адама и Евы (кстати, нет никакого подтверждения их существования – я сам не помню, чтобы их создавал!). Люди – обычные паразиты, посему Земля в ответ и травит их, как может. Хотя не всегда удачно.

Немудрено, что все ждут Апокалипсиса, а его нет. Может, он уже сорок раз прошёл незамеченным, просто теологи хотят полного соответствия видениям любезного апостола Иоанна, а на самом деле сие – лишь приблизительное значение, метафора. Противники добра не бросаются гореть в озеро огненное. Они тихо исчезают, проиграв сражение. И небесный Иерусалим, где 144 тысячи праведников… Кто сказал, что это стопроцентно должен быть город, парящий высоко в облаках, из настоящего хрусталя, золота и драгоценных камней, «приготовленный, как невеста для мужа своего»? В настоящие дни подобный Иерусалим – какая-нибудь Швейцария: сытая, богатая, чистая страна без происшествий, с отсутствием карманных краж: разве она сама по себе не награда за безгрешную жизнь? Всё логично, всё разложено по полочкам. Рай – Швейцария либо Кувейт с водопроводными кранами из чистого золота. Ад – Гаити или Конго с роющимися в гниющем мусоре, грязными голодными людьми, страдающими десятком тропических болезней. Всё расписанное в Библии давно существует на Земле, а мы этого так и не поняли.

Продолжим относительно ваших книг. По поводу повести «Нос» у меня горькие ожидания. Кто станет читать о похождениях носа, сбежавшего от коллежского асессора Ковалёва? Сейчас следует эпатировать публику. Для привлечения интереса должен быть не нос, а хуй.

– Хуй?!

– Николай Васильевич! Да что ж вы за мной каждое слово повторяете, как эхо.

– Милостивый государь, мне ничего иного не остаётся: я имею такое ощущение, словно брежу. Хорошо, я готов себе представить: цирюльник побрил чиновника, потом нашёл его хуй в тряпочке и выкинул срамные части в реку. Однако же и в горячке гнилой не представишь, как Ковалёв встречает свой собственный хуй в шитом золотом мундире, шляпе статского советника и при шпаге. Помимо этого, хуй прыгает в карету, едет в Казанский собор и там истово молится. Вы, так горячо рекомендовавший «Нос» к печати, способны представить себе подобную сцену? (Срывается с бормотания на визг.) Способны?!

– Помилуйте. Конечно же, нет. Но у меня хватит воображения увидеть картину – как Ковалёв идёт с жалобой в полицейский участок, и там пристав говорит ему: «Приличному человеку хуй не оторвут, если он не таскается чёрт знает где». А под конец и вовсе хуй перехватывают по дороге в Ригу с фальшивым паспортом, возвращают владельцу. Чёрт возьми, Николай Васильевич, это точно бестселлер!

(Попытка удержаться от рыданий.)

– Знаете что, Александр Сергеевич? В жопу все ваши бестселлеры. Сил моих больше нет слушать. Я растоплю камин как следует и уничтожу всё без остатка. Если камина поблизости не найдётся, разорву рукописи голыми руками или съем. И «Мёртвые души», и «Ревизора», и «Нос» в первую очередь – к свиньям собачьим. Куда лучше, нежели на подобных условиях публиковать. Потом ведь себя сжечь захочу.

Эх, Николай Васильевич. Для того, чтобы вас в России нашей православной уважали читатели и издатели, вы должны, умерев сто пятьдесят лет назад, встать на полку в обложке с золотым тиснением, желательно в серии «Классики века». Но вам лучше, нежели мне. Я бы в новой России смог публиковать сугубо продолжения «Капитанской дочки», ибо прозу не жаловал. А стихи нынче крайне неохотно издают. Даже патриотические вроде «ура, мы ломим, гнутся шведы». Впрочем, я бы извернулся. Выпустил бы «Капитанскую ночку» – эротическую фантастику – или даже «Капитанскую сучку» – так вернее купят. Кстати, вы вспомните первый том «Мёртвых душ»… ну что там за обложка?

– (С неожиданной стыдливостью.) Да соблаговолите простить, обложка как обложка… Чёрные буквы на белом фоне, заметно издалека, читатели оценили.

– Сейчас бы над вами все посмеялись, милостивый государь. А романы бы мёртвым грузом повисли в книжных магазинах: любой читатель, завидев столь убогую картинку, пройдёт мимо. «Ревизор» должен завлекать покупателя рисунком, как Хлестаков целуется с Марией Антоновной – девицeю топлесс в прозрачных панталонах. В «Женитьбе» хорошо бы и посмелее – Агафья Тихоновна голая, но её бюст и лоно закрывает руками стоящий сзади, хищно улыбающийся во тьме Подколёсин. Зато коммерческий успех ожидает «Тараса Бульбу» – ввиду политической обстановки. Там можно давать лицо грозного казака (обязательно с висячими усами) и слоган «Ну что, сынку, помог тебе твой Евросоюз?». «Вечера на хуторе близ Диканьки»? Предлагаю изобразить барышню со скорострельным ружьём (здесь его зовут пулемётом), в броне и с большим вырезом на грудях между пластин.

Роман, потрясший сердце и заставивший читателей рыдать, не напишешь за месяц! Сие кровь вен твоих.

– (В огорчении.) Я вижу, Николай Васильевич, вы где-то в облаках витаете. Волшебные миры в нашем будущем создаются на коленке, по десять штук в год. Эх, почитали бы вы свежую романтическую фантастику, у вас бы кровь из глаз пошла, а не из вен. Вы и представить себе не можете, какое огромное количество держателей пера тысячами клепают подобные тексты, и между ними на грош разницы. Тему принято выжимать до последнего. Сдав в издательство финальную часть «Мёртвых душ», надо ковать железо, пока горячо – предложить межавторский проект с броским названием. D.E.A.D подойдёт, а вот C.H.I.C.H.I.K.O.V наверняка отклонят.

– (В ступоре.) Межавторский проект? Это, простите, на каком языке?

– На современном русском, милостивый государь. Сейчас встречаются выражения вроде «менеджер клининг-сервиса», и сие отнюдь не заклинание, вызывающее демонов, а обозначение дворника. Межавторский проект… Попытаюсь объяснить. Ну представьте, я и Лермонтов пишем свои версии «Мёртвых душ». Я помещаю в сюжет Руслана и Людмилу: собственно, Людмила растлевает Плюшкина и сбегает в Ниццу со всеми его деньгами, а Руслан убивает мечом себя и Манилова с Собакевичем по причине обескровленного сердца. Туда же неплохо добавить чернобыльских мутантов, и я понятия не имею, куда их впихнуть… но надо. Возможно, Руслан превратится в чудовище, или Людмила внезапно обернётся красногубым вурдалаком в момент растления Плюшкина. Или Плюшкин, долгое время по незнанию хранивший свои сокровища в сундуке из-под радиоактивного метеорита, подвергся мутации: он нападает на всех, у кого в кармане есть хотя бы пятьдесят копеек, отрывает голову и жадно пожирает мозг. Лермонтов же перенесёт действие романа к подножию седых кавказских гор. Дикая страсть Коробочки и Собакевича посреди радиоактивного пепла, обратившего её в красавицу с огромной грудью, как у кормилицы, а помещика – в подающего надежду юношу с грустной судьбой. Вокруг – абреки-мутанты, питающиеся человеческой плотью и появляющиеся исключительно в ночи, а также сановники государева правительства, переродившиеся в вампиров. Настоящий бестселлер, сударь.

– Полноте, Николай Васильевич. И без того многие так и считают – у вас было психическое расстройство. Вы сожгли второй том «Мёртвых душ», а нормальный человек не способен на столь глупые и безрассудные поступки. Да-да, простите меня. Ваши душевные терзания оставили вас без денег, издателей – без ещё больших денег, а читателей – без долгожданного продолжения известной книги, в будущем именуемой англосаксонским словом «бестселлер». Как можно, сударь?

– (В смущении.) Позвольте… но мои сомнения! Хочу сказать – я задумывал три тома. Однако второй показался мне ужаснейшим, полным самоповторов… вы сами же осведомлены, Александр Сергеевич, как капризна наша российская публика.

– (С пренебрежением махнув рукой.) Кого беспокоит столь ничтожный фактор, как публика, Николай Васильевич? Её мнения вообще не спрашивают, отныне всё решает маркетинг. Скажут – народ станет кушать икру, скажут – карасей в сметане, а нет, так и обойдётся чёрным хлебом с чесночком-с. Я объясню вам с современной точки зрения вашу ошибку. Следовало сразу после первой части бросить на прилавки книжных магазинов продолжения «Мёртвые души: Плюшкин наносит ответный удар», «Мёртвые души: месть Ноздрёва», хотя лучше не останавливаться на трилогии. Достойно, мой милый друг, покуда дела шли хорошо, выпустить также «Мёртвые души: и наступит тьма» плюс «Мёртвые души: возвращение Коробочки». Но это не основное упущение. Как вы могли создавать второй том целых десять лет, последовательно сжигая черновики? Безумие. Требуется писать три книги в год, только тогда читатели и торговцы запомнят вас, иначе вы обречены на забвение.

Я прочитал про тех писателей и поэтов, кои блистали после меня в России. Думаю, Лермонтов сейчас сочинял бы поздравительные тексты к открыткам на день рождения в провинциальной заштатной фирмочке, Булгаков предпочёл бы остаться врачом, поскольку сие гарантированные деньги, коньяк и конфеты, а также сбыт сильнодействующих лекарств знакомым наркоманам. Хотя, может, вёл бы блог и периодически публиковался онлайн: за стёб в адрес малороссийского языка его объявили бы персоной нон-грата на Украине. Гоголь собачился бы с Булгаковым в блоге по поводу малороссийской государственности и скакал в костюме кота на детских утренниках – ведь писателем он стал от безденежья, а в Петербург приехал, обуреваемый давним желанием сделаться актёром.

– Да. Сейчас скорее писатель от безденежья будет изображать кота.

– Вот и я про то же самое, мадмуазель. Тургенев сдавал бы квартиру покойной бабушки и жил на эти доходы, как и положено современному помещику. Толстому запретили бы публиковаться за оскорбление чувств верующих. Державину пришлось бы издаваться за свой счёт, он ходил по знакомым, клянчил деньги, запил бы и замёрз в сугробе. В общем, остаётся констатировать, сударыня, – сейчас для литераторов либо хуже, либо в лучшем случае так же.

– Хватит читать лекции о политике. Что порекомендуешь выпить?

– «Хванчкара», канэчна.

– Там слишком много сахара.

– Вот вы заколебали, да? Гогона, жить вообще врэдно, от этого умирают. Мне страшно тут на застолья ходить. Сейчас ты скажешь, что ешь только рукколу, выращенную на склонах итальянских Альп и собранную в пэрвую нэдэлю сентября, посыпанную козьим сыром, причём козу доила сама Донателла Версаче. А где вино домашнее, где чахохбили, где аджабсандал, э?! Вы не едите, а натурально хренью страдаете.

– (Измученно.) Достаточно этой грузинской ярости. Лей «Хванчкару».