Весна́ наступи́ла. Лю́ди за не́сколько дней ста́ли добре́е.
В оди́н из таки́х дней, уже́ ве́чером, когда́ Рудо́льф возвраща́лся домо́й, его́ останови́ла пожила́я же́нщина.
– Я мать И́о, – начала́ она́. – Вы прости́те, вас, ка́жется, зову́т Рудо́льфио.
– Да, – улыбну́вшись, согласи́лся он.
– Я зна́ю о вас от до́чери. В после́днее вре́мя она́ мно́го говори́т о вас, но я…
Она́ замя́лась, и он по́нял, что ей тру́дно спроси́ть то, что необходи́мо бы́ло спроси́ть ма́тери.
– Вы не волну́йтесь, – сказа́л он. – У нас с И́о са́мая хоро́шая дру́жба, и ничего́ плохо́го от э́того не бу́дет.
– Коне́чно, коне́чно… Понима́ете, я бою́сь, во́зраст тако́й, что на́до боя́ться. И пото́м, меня́ пуга́ет, что у неё совсе́м нет подру́г среди́ однокла́ссниц.
– Э́то пло́хо.
– Понима́ю. Мне показа́лось, вы име́ете на неё влия́ние…
– Я поговорю́ с ней, – пообеща́л он. – Но, по-мо́ему, И́о хоро́шая де́вочка.
– Не зна́ю.
– До свида́ния. Я поговорю́ с ней. Всё бу́дет хорошо́.