Санаторий

И Даниэль понимал почему. Люди не любят победителей.

Элин зажимает рукой рот, к горлу подступает рвота.

Марго.

Она привязана к деревянной решетке странного подъемного механизма.

Гротескная резиновая маска наполовину упала, так что лицо хорошо видно – в тех местах, где нет крови.

Один глаз закрыт, а другой открыт. Взгляд безжизненный, пустой.

Элин с содроганием смотрит на Марго, пытаясь понять, что все это значит.

Она… она что, покончила с собой? Понимая, что за ней придут?

Но когда Элин опускает взгляд, то видит, что тело Марго растянуто на сложной системе веревок, привязанных к лодыжкам и запястьям. Веревка на запястьях закреплена на каком-то рычаге, поворотном колесе.

Нет, она никак не могла сделать это самостоятельно.

Взгляд Элин перемещается влево, к голове Марго. Ко лбу прикреплен металлический зажим, из порезов от него по лицу течет струйка крови. Зажим оканчивается металлическим крючком, к которому привязана веревка. А она, в свою очередь, закреплена на другом поворотном колесе.

Пульс Элин учащается и стучит в ушах, когда ее взгляд останавливается на шее Марго. На коже видны порезы в тех местах, где ее натягивали.

Если она не умерла от металлического зажима на голове, то мощи этой средневековой дыбы хватило, чтобы отделить голову от позвоночника.

Мгновенная смерть.

Перейдя к следующему снимку, Элин накрывает рот ладонью. Хотя фотография не насколько красноречивая, она вызывает не меньший ужас. На операционном столе лежит женщина, к ее груди привязаны два мешка с песком. Под их весом ее грудь запала. Глаза женщины закрыты.

Трудно сказать, жива она или нет. Элин в этом сомневается – вряд ли в таком состоянии можно дышать. Под весом мешка с песком легкие не смогут раскрыться. А за женщиной снова стоят трое мужчин в масках.

Их уверенные позы и маски… вызывают леденящий ужас.

Трясущимися пальцами она берет следующую фотографию. На ней две женщины, снова на операционных столах. Они накрыты простынями, но на их шеях длинные надрезы. Элин содрогается, рассмотрев детали.

Она тут же улавливает связь – мешок с песком, надрез на шее. Именно так убили Адель и Лору.

– Тут еще что-то есть, – бормочет она и замирает.

На пол падают черно-белые фотографии. Элин наклоняется и собирает их. Первая фотография ее потрясает. На хирургических столах рядком лежат пять женщин. На их ноги наброшена ткань – небрежно, как будто это сделали поспешно, ради фотографа.

Значит, камера запечатлела операцию.

Если это можно так назвать, думает Элин, и к ее горлу подступает рвота.

Женщины изувечены, их животы вскрыты, кожа раздвинута каким-то металлическим инструментом, обнажая внутренние органы.

Элин смотрит на их головы. Похоже, часть черепа удалена, хорошо видно мозговое вещество.

Ее собственный мозг буквально вопит: не смотри! Не смотри!

Но придется. Переводя взгляд на трех людей в хирургических халатах, стоящих рядом, она невольно вздрагивает. На всех троих маски. Маски закрывают лица, но совершенно очевидно, что это мужчины. Фигуры, рост, позы с широко расставленными ногами.

Маски идентичны тем гротескным резиновым маскам, которые были на Адель и Лоре.

Такую же маску носил убийца.

На Элин накатывает новая волна отвращения. Врачи могли надеть такую маску по единственной причине – чтобы скрыть лица. Они не хотят, чтобы их узнали, потому что делают что-то отвратительное. Выглядит это безусловно отвратительно. Явно не лечебная процедура, больше похоже на место преступления. Нечто бесчеловечное. Варварское.

Ее пальцы сжимаются на фотографии, Элин снова заставляет себя ее рассмотреть, впитывая новые подробности.

Она охает – рука ближайшей к камере женщины упала со стола. У нее удалено несколько пальцев.

И что-то виднеется на запястье. Это определенно браслет, хотя и трудно сказать, из чего он сделан, ведь фотография черно-белая. Но он похож на медные браслеты, найденные в ящиках.

– Вот в чем дело, – говорит Элин, еще не до конца переварив новую информацию. – Вот из-за чего все это.

Лицо Айзека искажается от отвращения.

– И чем они занимаются?

– Не знаю, – мрачно отвечает она. – Но явно чем-то незаконным.

– Пожалуйста, Марго, не надо…

Марго резко и решительно бросается вперед, нож прорезает воздух.

Элин уворачивается, и нож едва не касается ее лица. Но это не останавливает Марго, она летит вперед как на пружине, сокращая пространство между ними.

И тут появляется Уилл.

Прыгнув на Марго, он сшибает ее в сторону. Телефон падает из руки Элин на пол.

И на этот раз они погружаются в полную темноту.

В тишине Элин слышит жуткий грохот и глухой удар упавшего на пол тела.

Потом раздаются звуки борьбы – какая-то возня и хмыканье, треск рвущейся ткани. Затем – протяжный стон. И еще один удар, уже тише, и как будто что-то скользит по полу.

Через несколько секунд слышатся гулкие шаги в темноте и тяжелое дыхание.

Элин берет телефон и направляет его на ноги Марго, изучая узел на лодыжках.

– Я развяжу тебе ноги, и мы отведем тебя наверх.

Но Марго внезапно дергается, как будто вовсе не связана.

И бьет Элин по коленям.

У Элин подгибаются ноги.

Она теряет равновесие и ударяется об пол, боль взрывной волной распространяется по бедрам, ягодицам и позвоночнику. Телефон падает и разбивается, но фонарик по-прежнему работает, тускло освещая пространство между ними.

Элин вскрикивает и пытается поднять голову, но резкая боль оглушает ее, перед глазами все плывет.

Когда зрение проясняется, она вздрагивает, обнаружив, что Марго стоит над ней в напряженной позе. На ее запястьях и лодыжках болтаются развязанные веревки.

Поначалу Элин не может понять, в чем дело.

Может, Марго приняла ее за кого-то другого? За убийцу?

И тут до нее доходит с болезненной ясностью.

Элин вытаскивает из кармана телефон и набирает сообщение Уиллу:

«Нашла Лору в пентхаусе. Она…»

Рука над клавиатурой дергается, набирая что-то нечленораздельное.

Элин делает вдох, берет себя в руки и удаляет несколько букв, прежде чем продолжить:

«Она мертва».

Она нажимает «отправить» и выходит из лифта.

На этот раз каблук что-то задевает. От резкого звука она отпрыгивает и спотыкается, хватаясь за стенку, чтобы сохранить равновесие. Выпрямляясь, она смотрит вниз – на то, за что зацепилась.

Это стеклянный ящик.

Элин с ужасом вздрагивает, но не от содержимого ящика, а потому, что она понимает – еще несколько минут назад его здесь не было.

Когда она подпирала стулом дверь лифта, на полу было пусто. Это означает только одно. Убийца был в номере, пока она осматривала труп Лоры. Всего в нескольких шагах за ее спиной. Он как-то проник в пентхаус и положил сюда ящик.

И тут она слышит странный, незнакомый звук. Не дыхание, а скорее свист с трудом вдыхаемого воздуха.

Элин оборачивается и видит, что за ее спиной кто-то стоит.

Непонятно, мужчина это или женщина, потому что у человека нет лица. Только маска.

Это Лора. Она мертва.

Элин пытается уложить в голове эти слова, перекатывая туда-сюда, но рассудок не желает их принимать.

Лифт ужасно скрипит. Двери открываются и закрываются, почти в ритме ее пульса, отдающегося в голове.

Механический ужас, отражающий сцену перед ее глазами.

Словно виноват лифт, а двери – острые зубы, прожевавшие и выплюнувшие Лору.

Ее тело привалилось к левому углу, голова накренилась вправо под неестественным углом, темные волосы рассыпались по лицу.

А на лице маска.

Та же черная резиновая маска, что была на Адель. Она скрывает лицо, но Элин знает, что это Лора. Ее волосы, хрупкая фигура. Те же туфли-лодочки, которые были на ней позавчера. Серая футболка пропитана кровью, в особенности возле шеи.

Взгляд Элин опускается ниже.

Прямо под маской на шее Лоры виден глубокий разрез. Резали как будто сзади, запрокинув голову и проведя ножом слева направо.

Горло перерезано как у животного.

Элин подходит ближе, чтобы лучше рассмотреть. Слева рана глубже, а справа сходит на нет. Начинается она чуть ниже уха и уходит наискось вниз, через всю шею.

Это сделал правша.

Скорее всего, перерезаны сонная артерия и яремная вена. Огромная потеря крови. И смертельная, хотя Лоре хватило времени понять, что происходит, ощутить, как вместе с кровью из нее вытекает жизнь.

Элин нервно сглатывает, чувствуя, как по горлу поднимается желчь.

Кто мог такое сотворить?

Если мы не можем поделиться своими проблемами, значит, нас ничто не связывает по-настоящему.

Если мы не можем поделиться своими проблемами, значит, нас ничто не связывает по-настоящему.