Летопись происходящих в расколе событий за 1889 год

Некогда перекрестился в раскол известный жид – Карлович; года два тому назад перекрестился еще один, служащий теперь привязчиком на фабрике Арсентия Морозова; а недавно раскольники окрестили и еще какого-то жида, приехавшего из Минска, – крестил его поп Константин и назвал Ильей. Раскольники по сему случаю торжествуют, – и надобно удивляться их ослеплению, что не могут понять, чего жиды ищут в расколе. Казалось бы, Карлович достаточно доказал им это. Да и другой жид, принявший раскол под влиянием «братчиков», когда нуждался в них и жил у их председателя – Боева, очень в них заискивал; а потом, добившись местечка у Морозова, известного покровителя раскольников, хотя бы то жидовского происхождения, и знать не хочет «братчиков», на что они со своей стороны очень сетуют. Таков же, конечно, и новокрещенный жид. Впрочем, обращения из жидовства в раскол явление интересное. Известно, что в Москве примечаются теперь две великие силы – жиды и раскольники; не начинается ли борьба между этими силами? Не рассчитывают ли раскольники со временем обратить в свой храм и великолепную еврейскую синагогу, которая воздвиглась даже в древлеправославной Москве? А знаменитый Арсентий Иваныч Морозов, принимающий на службу к себе выкрещенных из жидовства раскольников, не надеется ли, что со временем его хор будет оглашать своды этого храма?..

Под его защитой в памятном для раскольников 1883 году при Городецкой часовне устроилось давно неслыханное в расколе дело: повесили на колокольне полный звон – большой колокол и несколько малых. Дозволено было будто бы кем-то позвонить только в высокоторжественный день 15-го мая и следующие два; но этого было достаточно для раскольников, чтобы оставить звон навсегда, и это было, разумеется, только предлогом для того, чтобы повесить при часовне колокола.

Но что говорить об Нижнем, о Костроме, где на раскол и совсем почти не обращают внимания те, на ком лежит долг противодействия ему, о Вятке, где не стало единственного усердного деятеля в борьбе с расколом, и дело это оставлено, как будто никого и не касается, что говорить о других отдаленных и глухих местах, изобилующих расколом, когда в самой Москве, древлепрестольной столице Российского государства, раскол цветет и ширится под сенью столичной власти, лелеющей его, как сказочное дерево с золотыми яблоками, где он собирает целые соборища своих ложных архиереев и попов, «отцов» и наставников, где Рогожское Кладбище, широко раскинувшееся своими величественными храмами, великолепными зданиями, целыми улицами келий, точно особый обительный град, служит всероссийским центром Австрийщины, а не менее богатое и устроенное Преображенское Кладбище, с примыкающими к нему, или отродившимися от него обителями мнимых девственниц, составляет центр всероссийского федосеевства, проповедующего разврат, под именем обязательного для всех безбрачия, и отвращение к предержащей власти чрез возбранение молитвы за нее, как тяжкого греха?

Так 1-м пунктом требуется, чтобы православным христианам немецкого платья не носить, 2-м – чтобы при совершении браков невест в вуалях не венчать, 3-м – чтобы чужих прихожан попам не венчать, 4-м – чтобы приходящих от Иосифской партии принимать третьим чином, как принимаются окружники и др.

И все же, однако, они не так вредны и опасны, как разные Швецовы и Иголкины, потому что искреннее и честнее этих Швецовых и Иголкиных.

Злое раскольническое учение о царствовании антихриста они довели до крайних выводов и, отвергнув все не только церковные, но и государственные установления, как имеющие, якобы антихристианский характер, они стали дальше всех раскольников от церкви.

Вообще, городецкие старообрядцы в сильном движении: австрийцы хлопочут, как бы перетянуть к себе беглопоповцев, попечители беглопоповщинской часовни – как бы отыскать беглого попа, в Лужках ли, или на низу, а старые читалки – как бы, минуя австрийских и прочих попов, сохранить свои доходы от псалтырного, канонного и панафидного пения и чтения.

Во вторник его певчие пели в моленной у Тверской заставы, где служит известный своими безобразиями поп Савва, морозовский же ставленник, – херувимскую пели болгарским распевом; народу слушать пение собралось очень много, к великому удовольствию Арсентия Иваныча; но тут же он мог убедиться, что его ставленник – Савва, действительно грубый и нетерпимый человек, и потому, с подобающей ему властностью говорил московским старообрядцам: «Савва зазнался!

Такие попы Люсины стоят на один шаг от странников, проповедующих, что от царской службы надобно бегать, изыскивая к тому всякие способы.

Достаточно старообрядцу быть на царской службе и исполнять требования этой службы, чтобы раскольнический поп признал его еретиком и нечестивцем, достойным отлучения.