Власть и рынок: государство и экономика

Представляется вероятным также, что полицейские и судебные услуги оказывались бы страховыми компаниями, потому что сокращение количества преступлений больше всего было бы выгодно именно им.

Порядок, в соответствии с которым совокупный доход корпорации сначала облагается налогом, а потом распределяется в виде дивидендов, чтобы вновь подвергнуться налогообложению, способствует дальнейшему искажению инвестиционного процесса и рыночной организации. Ведь этот порядок поощряет акционеров к тому, чтобы оставлять в виде нераспределенной большую часть прибыли корпораций, чем они оставили бы в условиях свободного рынка. «Замороженная» таким образом прибыль либо хранится, либо инвестируется в проекты, которые нельзя счесть оптимальными с точки зрения удовлетворения нужд потребителей. Поскольку при этом обычно утверждают, что такой порядок стимулирует инвестиции, необходимо возразить, что (1) в результате стимулирования инвестиций происходит такое же отклонение от оптимального распределения ресурсов, как и при любом другом вмешательстве, и (2) таким образом стимулируются не инвестиции, а замораживание инвестиционных фондов в корпорациях, их заработавших, в ущерб мобильным инвестициям. Это вносит искажения в инвестиционный процесс, делает его менее эффективным и препятствует диффузии средств в другие предприятия. В конце концов, далеко не все доходы от дивидендов полностью проедаются. Часть этих средств вкладывается в другие фирмы. Налог на доходы корпораций сильно мешает адаптации экономики к динамичному изменению условий хозяйственной деятельности.

Что касается трансфертных расходов государства (включая жалованье чиновникам и субсидии привилегированным группам), то, бесспорно, часть этих средств будет сбережена и инвестирована. Но эти инвестиции будут отражать не добровольное желание потребителей, а, скорее, будут вложены в те сферы производства, в которые потребители, занимающиеся производственной деятельностью, не стали бы инвестировать. Эти вложения отражают желания и предпочтения не потребителей-производителей в условиях свободного рынка, а потребителей-эксплуататоров, живущих за счет применения государством одностороннего принуждения.

чем ниже реальная ценность денежных активов человека, тем выше коэффициент временнóго предпочтения (при заданной кривой временнх предпочтений) и тем выше отношение его расходов на потребление к инвестициям

В общем, акцизный налог: а) наносит ущерб потребителям тем, что, как и все прочие налоги, перемещает ресурсы и спрос от частных потребителей к государству; б) имеет специфические последствия, наносящие ущерб потребителям и производителям, поскольку искажает рыночное распределение производственных ресурсов, структуру цен и факторов производства; в) не может рассматриваться как налог на потребление, уплата которого перекладывается на потребителей. Акциз также является налогом на доходы, но только не всех участников рынка, а прежде всего на доходы факторов производства, специфических для подакцизных отраслей.

Любой частичный налог на производство будет иметь те же результаты, что и акциз. Например, устанавливаемый в отрасли лицензионный сбор, дающий монопольную привилегию фирме, владеющей большим капиталом, ведет к ограничению предложения продукта и росту цены. При этом искажение структуры цен и распределения факторов производства будет таким же, как в случае акцизного налога. Только в отличие от ситуации с последними монопольная привилегия косвенным образом идет на пользу специфическим, квазимонополизированным факторам производства, у которых появляется возможность остаться в отрасли.

Поэтому результатом установления 20%-го общего налога с продаж не будет, как можно было бы предположить, пропорциональное сокращение дохода всех факторов производства на 20%. В отраслях, претерпевших сжатие в силу перемещения спроса из частного сектора в государственный, доход специфичных факторов сократится больше чем на 20%. В отраслях, испытавших увеличение спроса, доход специфичных факторов сократится пропорционально меньше, а доход некоторых может даже увеличиться. Неспецифичные факторы будут затронуты в меньшей степени, но и здесь доходность будет расти и падать в соответствии с тем, как изменения спроса повлияют на величину их вклада в конечный продукт.

Понимание того, что налоги нельзя переложить вперед, на конечных потребителей, — это один из выводов австрийской школы экономического анализа, показавшей, что цены в конечном счете определяются величиной спроса и запасом, а вовсе не «издержками производства». К сожалению, прежде рассмотрение проблем налогообложения находилось под слишком сильным влиянием классической теории «издержек производства» и не использовало основные результаты австрийской школы экономического анализа. Сами создатели этой школы не уделили внимания проблеме распространения налогового бремени, так что теперь нам приходится продвигаться по неисследованной территории.

Если принять идею о перекладывании налогов вперед со всеми возможными выводами, мы придем к абсурдному утверждению, что производители товаров имеют возможность переложить налоговое бремя на своих потребителей, которые в свою очередь смогут перенести их на своих работодателей, и т.д. ad infinitum [134], так что в действительности никто не платит никаких налогов[135].

Так, если на свободном рынке много тратят на одежду, а государство расходует налоговые поступления главным образом на закупки оружия, то цены на одежду упадут, на оружие — вырастут, а неспецифичные факторы производства будут переключаться из текстильной и швейной промышленности в оборонные отрасли.

Большинству людей кажется несомненным, что торговля просто поднимет цены на 20% и послужит государству в качестве бесплатного канала сбора налогов. Но вряд ли все так просто. Как мы уже убедились, нет никаких оснований считать, что цены могут быть увеличены. Цены еще до этого находились в точке, соответствующей максимуму чистого дохода, запасы товаров не уменьшились, а структура спроса осталась неизменной. Значит цены увеличить невозможно. Более того, если взять цены в целом, мы увидим, что они зависят от соотношения между предложением денег и спросом на них. Чтобы сделать возможным повышение уровня цен, нужно либо увеличить предложение денег, либо понизить спрос на деньги, либо добиться того и другого одновременно. А ничего из этого не происходит. Спрос на деньги не понизился, предложение товаров на рынке и предложение денег остались прежними. Таким образом, нет никакой возможности поднять общий уровень цен[129].

Очевидно, что если бы предприятия имели возможность переложить повышение налога на потребителей в форме повышенных цен, они бы увеличили цены и не ожидая, пока их принудит к этому рост налогов. Если бы состояние потребительского спроса допускало рост цен, фирмы давно использовали бы эту возможность. Могут возразить, что налог с продаж повышает уровень всех цен, а значит, все фирмы имеют возможность переложить налог на своих покупателей. Но ведь в каждой фирме состояние дел определяется кривой спроса на производимые этой фирмой товары, а ни одна из кривых спроса не меняется. Увеличение налога не делает ничего, что сделало бы более высокие цены более прибыльными.

Миф о том, что налог с продаж может быть переложен на потребителей, сопоставим с мифом о том, что общее увеличение заработной платы под давлением профсоюзов может быть транслировано в повышение цен, а потому является «причиной инфляции». Общий уровень цен никоим образом не может быть повышен, а значит, единственным результатом такого рода увеличения заработной платы будет массовая безработица[130].

Железнодорожные компании получали от государства земельные наделы, намного превышающие потребности собственно железнодорожного строительства: «полоса отчуждения» составляла по пятнадцать миль с каждой стороны от железнодорожного полотна. Государственная политика резервации общественных земель сильно повысила доходы железных дорог от продажи этих земель новым переселенцам. Таким образом, железные дороги получили еще один подарок от государства, на этот раз в форме монопольного выигрыша за счет потребителей.

Железные дороги отлично понимали, какие выгоды сулят им законы о сохранении природных ресурсов. Фактически именно железные дороги финансировали все движение за охрану ресурсов. Пеффер пишет: «Были несомненные основания обвинить железные дороги в том, что они были заинтересованы в отмене [различных законов, обеспечивающих быструю передачу общественных земель в собственность частных поселенцев]. «Национальная ассоциация ирригации земель», которая оказывала самую пламенную поддержку движению за пересмотр законов о земле, в значительной степени финансировалась трансконтинентальными железными дорогами и железными дорогами Рок-Айленда и Барлингтона (при общем годовом бюджете 50 тыс. долл. она получала от железных дорог 39 тыс. долл.). Требования этой ассоциации и железных дорог, озвучивавшиеся Джеймсом Д. Хиллом [видным железнодорожным магнатом], почти всегда шли дальше, чем требования [виднейших деятелей движения за консервацию природных ресурсов]»[100].

Владельцы лесных участков также понимали, какую выгоду принесет им «сохранение» лесов. Сам президент Теодор Рузвельт объявил, что «именно крупные лесопромышленники являются застрельщиками движения за сохранение лесов». Как заявил один из исследователей проблемы, «производители пиломатериалов и владельцы лесосек… уже к 1903 г. нашли полное взаимопонимание с Гиффордом Пинчотом [лидером движения за сохранение лесов]… Иными словами, государство, запретив хозяйственное использование общественных лесов, помогало поднять стоимость частных лесосек

А что можно сказать про землевладельцев, оказавшихся в привилегированном положении? Достижима ли для них цена, основанная на ограничении, или монопольная цена? Главная характеристика земельного участка заключается в том, что никаким трудом его нельзя расширить, а если бы это оказалось возможным, мы имели бы дело с капитальными товарами, а не с земельным участком. То же самое верно и в случае труда, предложение которого приходится считать неизменным (если не учитывать очень дальней перспективы). Поскольку ресурсы труда нерасширяемы (если, как было отмечено, не увеличивать продолжительность рабочего дня), вводимые государством ограничения — на использование детского труда, труда иммигрантов и пр. — обеспечивают повышенный (за счет ограничения) уровень заработной платы для остальных работников. Производство инвестиционных или потребительских товаров может быть увеличено или уменьшено, так что наделенной привилегиями фирме приходится считаться со своей кривой спроса. Но земля нерастяжима, и создание ограничений на вовлечение земли в хозяйственный оборот поднимает цену оставшихся в эксплуатации земель выше цены свободного рынка[99]. То же самое относится к невозобновляемым природным ресурсам, которые рассматриваются наравне с землей как ресурсы, запасы которых невозможно увеличить. Если государство выводит за пределы рынка какую-то часть земель или природных ресурсов, оно тем самым снижает объем рыночного предложения и неизбежно создает возможности для получения монопольного выигрыша и повышения за счет ограничения цен на землю (или ресурсы) остальных владельцев земли и ресурсов. Законы о сохранении ресурсов, помимо всего прочего, выводят из оборота удобные для обработки земли и вовлекают в оборот субпредельные участки. Это ведет к понижению предельной производительности труда, а значит, к общему падению жизненного уровня.