Кольца Сатурна. Английское паломничество

Впрочем, считалось, что особая физиологическая организация рыб предохраняет их от страха и боли, которую испытывают более высокоорганизованные животные в борьбе тел и душ. Но, если честно, о чувствах сельди мы не знаем ничего. Знаем только, что ее внутренний каркас состоит из более чем двухсот различных хрящей и костей, сочлененных сложнейшим образом.

У придуманных нами машин, как и у наших тел, и у наших страстей, есть медленно угасающее сердце. Вся человеческая цивилизация с самого начала была не чем иным, как с каждым часом все более интенсивным тлением, и никто не знает, как долго она будет тлеть и когда начнет угасать

вдруг совершенно четко ощутил, как мир медленно сворачивается, погружаясь во тьму

Видя все это, ты целыми днями и неделями ломаешь голову над вечным вопросом: ради чего ты продолжаешь писать? По привычке? Из честолюбия? Потому ли, что ничему другому не учился? Потому, что жизнь приводит тебя в изумление? Из любви к истине? От отчаяния? От возмущения? Неизвестно. Точно так же, как неизвестно, то ли писательство делает тебя умнее, то ли сводит с ума. Быть может, каждый из нас теряет кругозор ровно в той степени, в какой продвигается в своей работе. Быть может, по той же причине все мы склонны заблуждаться, принимая усложнение наших духовных конструкций за прогресс в познании. И при всем том мы смутно сознаем, что никогда не постигнем тех неизмеримых влияний, которые на самом деле определяют наш жизненный путь.

Карбонизация, обугливание высших растений, непрерывное сжигание любой горючей субстанции – импульс нашего распространения по всей земле. От первой садовой свечи до газового фонаря XVIII века и от света первого фонаря до тусклого сияния дуговых ламп над бельгийскими шоссе – все это горение. Сжигание – самый глубинный принцип любого из производимых нами предметов. Рыболовный крючок, фарфоровая чашка ручной работы, телевизионная программа – производство их основано на одном и том же процессе сжигания. У придуманных нами машин, как и у наших тел, и у наших страстей, есть медленно угасающее сердце. Вся человеческая цивилизация с самого начала была не чем иным, как с каждым часом все более интенсивным тлением, и никто не знает, как долго она будет тлеть и когда начнет угасать.

зеркалах, впрочем, как и в акте совокупления, нас ужасает то, что они умножают число людей.

Уже на Тенерифе его охватывают дурные предчувствия. Жизнь, пишет он своей только что овдовевшей красавице-тетке Маргарите Порадовской, – это трагикомедия – «beaucoup des rêves, un rare éclair de bonheur, un peu de colère, puis le désillusionnement, des années de souffrance et la fin»[28], – в которой хорошо ли, плохо ли, но приходится играть свою роль

Беленные известью стены отливали голубизной, как кожа умирающего. Они напоминают, говорил я себе, одну из тех удивительных карт Крайнего Севера, на которых почти ничего не обозначено.

он неделями лежал ничком, «unfitted for general society»

и след реактивного самолета как бы сам собой перечеркнул клочок неба, обрамленный моим окном. Тогда я принял этот белый след за добрый знак, но теперь, оглядываясь назад, опасаюсь, что он был началом трещины, идущей с тех пор через всю мою жизнь