Красный, белый и королевский синий

Уже в то время было легко угадать увлечения и стремления Джун лишь по тому, что украшало стены ее спальни. В двенадцать это были рисунки акварелью. В пятнадцать – лунные календари и таблицы с драгоценными камнями. В шестнадцать – вырезки из журнала The Atlantic, флаг Техасского университета в Остине, плакаты с американской феминисткой Глорией Стайнем, писательницей-афроамериканкой Зорой Ниэл Херстон и обрывки статей знаменитой активистки Долорес Уэрты.

Комната Алекса всегда оставалась неизменной, и только трофеев по лакроссу и рефератов со временем становилось все больше. Все они теперь пылятся в доме, который они с Джун все еще считают своим, но вынуждены были покинуть. Ключ висит у Алекса на шее – на цепочке, скрытой от посторонних глаз с тех пор, как он переехал в Вашингтон.

Теперь расположенную по другую сторону холла спальню Джун в белых, светло-розовых и мятных тонах, навеянных старыми дизайнерскими журналами 60-х годов, которые хозяйке комнаты удалось отыскать в одной из гостиных Белого дома, украшают обложки Vogue. Комната Алекса когда-то была детской Кэролайн Кеннеди[5], став впоследствии, по словам Джун, предварительно окурившей комнату шалфеем, кабинетом Нэнси Рейган[6]. Алекс оставил нетронутыми симметрично висевшие над диваном пейзажи, но перекрасил стены, бывшие при младшей дочери Барака Обамы, Саше, розового цвета, в благородный темно-синий оттенок.

– Так что, – делает Алекс попытку, – «Звездные войны»?

Журналисты лелеют саму мысль о том, что эти двое могут быть вместе, словно новая чета Кеннеди.