Морфин Моноджет и Блудные Сыновья

— Ах, какой ты неприступный, — отвечал Фил. — И всегда равен сам себе.

Никто более не знал, какому святому молиться. Антихристы — и те кончали на Кресте.

Жить стало легче, кровь свернулась в жилах нежными и пушистыми комочками

Они были уверены, что Аль без гроша, и начали с самых захудалых ночлежек, где комнаты снимали те, кому было что скрывать.

Но треп Фернана — тоже мне кобель — и Пропащего, плаксивая пассивность блондинки, легкой на передок, — в такой серьезный час! — рвали ей нервы в клочья. Ее двойная натура — восточная вспыльчивость и британская флегма, Оманская надменность и Итонская сдержанность — погрузила Джеки в ледяное молчание, пронизанный немыми электромагнитными бурями знойный самум.

— Четыреста, — Пропащий был непреклонен, — и я тебе делаю дорожку.

Чтобы положить конец торгу, он извлек пакетик коричневого из кармашка своих черных джинсов и потряс им перед носом студента.

Малый, который, по заверениям Фила, «никогда почти не принимал, разве что по выходным», в плане порошка явно девственником не был.

Сомнительные сделки и столь же сомнительные ночные визиты, всякого рода темные делишки — на все это ночные сторожа, обремененные отсутствием вида на жительство, в ожидании оного работающие по-черному, получили четкие указания: ни во что не вмешиваться (разве что в случае убийства, самоубийства, передоза, пожара и прочих вселенских катастроф). Приступы героизма не покрывались страховкой — для людей без документов тем более.

Что до торчков, они нашли новый заныр. Что ж, скакать с точки на точку, с кочки на кочку — такова их жизнь.

Широкая улыбка медленно расцветала у Джеки на лице с оттенком гепатита или старой слоновой кости с матовым отблеском Востока.

Мысль о встрече с барыгой была тягостной, но это было неизбежно.