Али и Нино

С душой Азии? — улыбнулся он. — В конце Пушечной площади мы воздвигнем большое здание. Там мы и разместим душу Азии: знамена мечетей, рукописи поэтов, миниатюры и мальчиков-катамитов, ибо и они тоже составляют душу Азии. На фасаде мы выведем изящнейшим куфическим письмом слово «музей». Дядя Ассад ас-Салтане будет там музейным смотрителем, а его высочество — директором.

На всякий случай я решил перестраховаться, недаром ведь мудрое правило гласит: «Прежде чем доверить верблюда защите Аллаха, покрепче привяжи его к забору»

Женщину связали и сожгли на медленном огне. Этим мы были очень довольны. Потом нам сказали, что костер разожгли не всерьез, а только для виду, бутафорский. Но мы в это не поверили, ведь певица на костре издавала крики столь же ужасные, сколь и еретичка Куррат-уль-Айн [2], которую незадолго до этого шах приказал сжечь в Тегеране.

Но для меня эти темные глаза — словно родная земля, словно призыв родины, умоляющей вернуться сына, которого чужеземец пытается завлечь на ненужные, чуждые пути. Я остаюсь, чтобы уберечь темные глаза родины от невидимого.

— Али-хан, какой ты глупый. Слава богу, мы в Европе. Если бы мы жили в Азии, я бы давным-давно уже носила покрывало и ты бы не смог меня увидеть.

Тот, кто думает о завтрашнем дне, утрачивает мужество

«Торопливость внушает дьявол», —

учебники по химии, латыни, физике, тригонометрии — вздор, придуманный варварами, чтобы скрыть свое варварство.

Нино Кипиани по-прежнему оставалась самой прекрасной девочкой на свете.

. Я, Али-хан Ширваншир, трижды побывал в Дагестане, дважды в Тифлисе, один раз в Кисловодске, один раз у дяди в Персии и чуть было не остался на второй год, так как не сумел отличить герундий от герундива.