Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей

апофатический импульс — с его дискурсом опустошения ради наполнения

есть ли лучшее место, чтобы ощутить свободу, словно отвечает поэт. Удобный наблюдательный пункт на краю обособленного или когнитивно удаленного мира сродни способности бога Януса смотреть одновременно в прошлое и будущее или пророческому знанию Тиресия о мужском и женском воплощении. Для Седаковой, однако, наша способность, оказавшись на распутье, продолжать движение по обеим дорогам одновременно, даже если эти дороги вымышленные — это чаще всего пространственная метафора и, что главное, метафора путей, которые освобождают нас от необходимости выбора. Думается, именно по этой причине «сказка» и «легенда» — нарративные структуры, в которых уютно сосуществуют множественные реальности, — так часто образуют жанровый каркас для стихов о снах.

сон открывает целые миры возможностей

Ритм — это пульсирование (пусть и с более сложной периодичностью, чем у сердцебиения)21, и признаком, его определяющим, осмысленные слоги явно не являются

действием духовного возрождения;

Седакова пишет: «Вот что в конце концов я назову свободой: возможность предпочесть чистоту всему прочему. Не поставить никакого эпитета, если единственно правильный не приходит на ум» (4: 53).

Творческое задание и мыслительное задание исполняются тогда, когда это дарует человеку свободу. И возможность даровать свободу — конечно, сама по себе дар» (

Для меня удавшееся искусство — это знак удавшейся свободы, личной свободы автора, которая несет в себе освобождающее начало для других»

Открыть вид на опыт свободы или идею свободы — совсем не то, что произнести речь о свободе или велеть кому‐то прекратить брести по жизни так, словно ты в кандалах или в шорах. По описанию Седаковой, Панов открывал своим студентам и другим слушателям путь, перспективу, возможность свободы, для реализации которой каждому требовалось волевое усилие

встречается в других текстах Ольги Седаковой: свобода, о которой идет речь, — это одна из форм внутренней свободы. Родившиеся до революции зачастую имели эту свободу глубоко внутри; это хорошо показано, говорит Седакова, в романе Андрея Битова «Пушкинский дом» (1978, издан в России в 1987 году)15. «Меня поражал их навык общения с собой, их знание себя. В мыслях и поступках они обращались к чему‐то внутри себя, чего перевоспитанные люди не делали» (4: 716)