Точка росы

«Дядя Боря, — спросил я доверчиво, — чем вы занимались в Советском Союзе?»
«Чем занимался? Я скажу тебе, Мишенька. Воровал. Когда меня посадили, я позвал к себе жену Раю. Рая, сказал я, продай всё и отдай адвокату. Рая продала всё и отдала адвокату. И он меня вытащил. А я вышел и наворовал ещё больше».

Плюсной шасси самолёт едва не коснулся водной поверхности — так совершилось моё приземление в новую жизнь: будто перо обмакнули в чернильницу.

Горы в тумане казались полёгшими в сон пьяными великанами.

Одиночество затягивало, как смерть. Предавшись ему, он наслаждался новой жизнью. Прошлое теперь представлялось, как представляется ребёнку время, когда его ещё не было на свете. Подобно старику с уже отмершей взрослой, внешней коркой мозга, обнажившей детскую сердцевину, — он погрузился в иное время. Там его зрение ещё не было утомлено, ещё вокруг мощно жило пространство интереса и приключений. Там из чаши забвения он пил настоящее, подлинное время. Пил взахлёб, как первый марафонец, — заливая смертью жажду

Запахи своего рода основа памяти

Любой вокзал — воронка в омуте пространства. Здесь всегда чувствуется дрожь, тревога, словно бы на краю пропасти.

Лично сделанная, удачная вещь, наверное, становится продолжением тела, и порой человека будоражит чувство физиологической радости от расширения своего существа…

Если лечь в плоской местности под звёздное небо, чуть погодя станет казаться, что ты в него падаешь. Бескрайность обладает силой притяжения, к тому же звёзды поражают восприятие одновременно близостью и страшной далью. Да, в этой жутковатой отдалённости есть парадоксальная близость.

какие мы всё-таки хрупкие, эта муха попросту танк в сравнении с нами. Мы живём, только когда встречаем себе подобных, с той же планеты, и нам удаётся полюбить

Что ж? Любовь вечна, пока длится