Болезнь культуры (сборник)

Не нужно слишком удивляться тому, что некоторые соответствующие истине самообвинения вкраплены в обвинения, в действительности направленные на другого; эти последние должны быть вытеснены, чтобы закрыть путь к выяснению истины, которая рождается из всех за и против в любовной ссоре. Самообвинениями удобно прикрыть факт ссоры, свидетельствующей о потере любви. В таком случае вполне понятным и объяснимым становится поведение больных. Их жалобы суть в действительности обвинения, – то есть жалобы в старинном судебном смысле этого слова; они так беспощадно стыдят сами себя, потому что все, что они высказывают, по сути, относится не к ним, а к кому-то другому. Сами больные далеки от того, чтобы в своем окружении проявлять смирение и покорность, подобающие лишь недостойным личностям.

У меланхолика отсутствует или едва заметен стыд перед другими людьми, столь характерный для кающегося грешника. У меланхолика, наоборот, можно отметить противоположную склонность – стремление к саморазоблачению, словно он находит в этом какое-то удовлетворение.

Больной прав и во многих своих самообвинениях, просто он осознает свое истинное положение с большей остротой, нежели люди, не страдающие меланхолией. Если больной клеймит себя как ничтожного, эгоистичного, нечестного, несамостоятельного человека, который всю жизнь только и делал, что изо всех сил скрывал свои недостатки, то, насколько мы понимаем, он просто достаточно хорошо познал самого себя, и мы лишь спрашиваем себя, почему этому человеку надо было заболеть, чтобы осознать столь простую истину.

меланхолия каким-то образом связана с неосознанной потерей объекта, что отличает меланхолию от скорби, когда о характере потери все известно

больному известна утрата, вызвавшая меланхолию, но, хотя он знает, кого он потерял, он не понимает, что именно он потерял при этом

Объект при этом может и не умереть, а был утрачен как предмет любви (например, в случае покинутой невесты). В некоторых случаях можно установить сам факт потери, но невозможно понять, что именно было утрачено, и следует с большой долей вероятности предположить, что и сам больной не всегда знает, что он потерял. Сюда же можно отнести те случаи, когда больному известна утрата, вызвавшая меланхолию, но, хотя он знает, кого он потерял, он не понимает, что именно он потерял при этом. Таким образом, мы можем с полным основанием думать, что меланхолия каким-то образом связана с неосознанной потерей объекта, что отличает меланхолию от скорби, когда о характере потери все известно.

по завершении труда скорби эго освобождается и избавляется от всех прежних ограничений

Каждая деталь воспоминаний и ожиданий, с которыми связано направленное на утраченный объект либидо, твердо устанавливается и преувеличивается, продолжая удовлетворять направленное на него либидо.

либидо очень неохотно меняет свою направленность, – и оно возрастает, если впереди маячит замена объекта

скорбь обладает теми же свойствами, за исключением только одного – скорбь не вызывает снижения самооценки