Звенящие кедры России. Книга 3. Пространство Любви

Какая б ни была система. Она системой будет лишь. Всегда она направлена на то, чтоб сердце, душу отстранить ещё от маленького человека и подчинить его системе. Чтоб вырос он таким, как все, удобным для системы. И так веками длится, чтоб не допустить в душе людской прозрения. Не допустить раскрыться человеку во всей его красе, с душою, данной Богом. Ему! Вселенной всей властителю.

Может быть, поспешила и показалась ему нереальной со своими способностями. Может быть, он пока ещё не может осознать, почему сын его должен воспитываться, как ему кажется, в непривычных для человека условиях — в лесу. Может быть, я не должна была так резко мешать его обычным привычкам, вмешиваться в его осознанность. Теперь я знаю: мужчинам это сильно не нравится. Они даже бьют за это женщин. Надо было, наверное, подождать, он сам бы всё понял. Он должен был ощущать себя хоть в чём-то сильнее меня. Но я не сообразила вовремя. Сказала, что сына нельзя ему видеть, пока не очистится. В тот момент я думала только о сыне, о том, как будет для него лучше, и нечаянно сказала: «Нехорошо, если сын будет видеть своего отца недоумком». Вот и получилось, что я вся из себя умная, а мой любимый — глупый.

потом навечно дух в дольмене оставался. Один, он вечно будет ждать пришедших, чтоб мудрость им первоистоков передать. Плоть если и могла жить некоторое время, то была всё равно заточена. Но пока она жила, у духа была возможность бывать в разных измерениях и возвращаться, это давало возможность анализировать с неимоверной, по вашим представлениям, скоростью, как бы уточнять имеющуюся истину. Умерший или ушедший в вечную медитацию через дольмен знал — его душа, дух уже никогда не смогут материализоваться. Никогда не смогут вселиться ни в какую земную плоть, материю. Никогда не смогут надолго и намного удалиться от дольмена, но будут обладать способностью общаться с частичкою души подошедшего к дольмену во плоти живущего человека. И если говорить о мучениях смерти, о мучениях вообще, то в данном случае они заключаются в том, что тысячелетиями к тебе никто не подходит, чтобы взять эти знания. В отсутствии востребованности — великая трагичность их. Востребованности, ради которой...

«Ни плоть моя, ни чудеса, на публику творимые, в неверящих свет веры не вольют... они лишь раздраженье увеличат в тех, кому не нравится не их мировоззренье».

Тысячелетиями сменяясь, друг за другом системы разные приходят и уходят, у каждой цель одна — убить тебя, властителя, мудрейшего творца в бездушного раба переиначить.

Тогда и дрогнул первый раз, рождённый властелином быть Вселенной. Решил, что ничего решать не можешь. Ты предан был родившими тебя, и сам себя предал.

Нельзя преступно рожать детей, не подготовив для них пространство Любви.

Когда вдруг чувство вспыхнуло, эмоции души и слёзы радости в глазах. И ощущение тепла, и запахи, и звуки родились в тебе. Когда порыв, потребность к сотворению почувствуешь в себе и жажду к очищению, уверен будь, ты ясно слышишь мысли Света.
Когда холодная приходит информация, указка иль приказ, пусть даже говорящая о благе, пусть мудрой кажется она, мудрейшей даже. И представляется верховным и могущественным очень источник, исторгающий её, ты знай: за благом прячется не благо, а приучает следовать тебя себе в угоду сущность, которой воплощенья в совершенство не дано.

Они не махали руками, прощаясь. Каждая держала одну руку поднятой вверх, ладонь — направленной в сторону удаляющейся машины. Я знал, мне Щетинин ещё раньше пояснил. Этот жест обозначает: «Мы направляем тебе свои лучики добра, пусть они будут с тобой, где бы ты ни был»

Да, вся система требовала, чтобы у каждого едиными стремленья были. Тем и насиловала каждого. Стремясь сломить, чтоб сохранить себя.
Но вдруг, прожив часть жизни, ты узнал, что множество систем и разные они. Потом узнал, что человек, возможно, никогда и не был обезьяной. А вождь мудрейший был тиран глупейший. И жизнь неправильно прожита поколением твоим. Теперь в другой системе надо жить.
И ты родителем становишься. И не задумываясь дочь свою в систему новую, как в благо, отдаёшь. Уже не думая, как раньше. В недоумении погремушкой не гремишь. Насилие признав, насилие и сам творишь ты над дитём своим. Тысячелетиями сменяясь, друг за другом системы разные приходят и уходят, у каждой цель одна — убить тебя, властителя, мудрейшего творца