Многоликая софистика: нелегитимная аргументация в интеллектуальной культуре Европы Средних веков и раннего Нового времени

отличие от многих других форм средневекового диспута, таких как «рассуждение о чем угодно» (disputatio quodlibeta) или «диспут на паперти» (disputatio in parviso), которые представляли собой необходимые этапы академической карьеры, «диспуты с предписаниями», насколько мы можем судить, существовали только на пергаменте.

независимо от наших представлений о легитимности, интеллектуальная культура на каждом следующем этапе своего исторического пути воспроизводит функцию софистики: логики, философы, богословы и ученые начиная с «Софистических опровержений» Аристотеля и вплоть до «Эффекта софистики» Б. Кассен опробовали самые разные стратегии «приручения» софистического логоса, но он остается неуловимым, словно Протей. Но «протеизм», т.е. неизбежная историческая и контекстная релятивность критериев легитимности аргумента, вовсе не является препятствием для того опыта истории софистики, который мы предприняли в нашей книге. «Единство софистики» вопреки «многообразию софистов»[3] обеспечивается единством той историко-научной оптики, которую предполагает «история нелегитимной аргументации». А именно аналитика софизма позволяет сделать видимыми подвергшиеся «исключающему включению» химерические конструкции, которые оперирующий категорией софизма полемист стремится выдать за учение оппонента. Эти конструкции образуют реальность sui generis, что-то вроде «третьего царства» или no man’s land в дискурсивном пространстве европейской науки

В центре книги — нелегитимный аргумент, этот своего рода «лидийский камень», определяющий границы между наукой и псевдонаукой, теорией и риторикой, философией и софистикой, ортодоксией и гетеродоксией, истиной и мнением. Использование нами категории нелегитимного аргумента ни в коем случае не является данью нормативистской теории науки: речь не идет о том, чтобы предъявлять древним текстам чуждые им критерии логической и научной валидности, как она видится из привилегированной перспективы современности.

Мишель Фуко, противопоставляя друг другу демократическую дискуссию и авторитарную полемику, высказался так: «Полемист опирается на легитимность, от которой его оппонент отлучен по определению. Должно быть, когда-нибудь придется описать долгую историю полемики — паразита на теле дискуссии и препятствия на пути к истине»[1]. Меланхолическое замечание Фуко получило неожиданное, быть может, для самого автора расширение: «долгая история полемики» воплотилась под пером Барбары Кассен в провокативную «историю effet sophistique» — т.е., по слову самого автора, воздействия, которое софистика, антистрофа философии, оказывала на эту последнюю на всем протяжении ее истории.