Некролог

Бог дал мужчине тело, чтобы он не воспарил к небу, женщине он дал тело, чтобы она не просочилась в землю. Но женщина — существо строптивое, поэтому он его еще продырявил на всякий случай, чтобы она всю жизнь только и следила за этой течью в себе, пытаясь заткнуть ее то тампоном, то мужским членом, то человеческим эмбрионом.

Выпивать в компании — всегда фарс, спектакль перед зрителями. А одному совершенно незачем притворяться. Ты наедине с самым честным собеседником, то есть с собой.

Ничего толком не может измениться, все возвращается на круги своя. Любая точка оборачивается запятой, не давая возможности заменить вязкость времени, людей и событий простыми законченными предложениями.

чтобы обрести целостность (другими словами, избавиться от самой себя), у женщины есть всего два проверенных способа: материнство и оргазм.

Неля прильнула к мужу — большому, серьезному, взявшему на себя общение с окружающим миром — и взирает на меня, словно из рыцарского замка на крестьянские халупы.

Вот Карина, превозмогая ветер, несется к больнице. Переплетенная пестрыми шарфами, теплая как волчонок, гордая как кашмирский пейзаж, красивая моя недотрога — трогать нельзя уже. Ради чего она ходит и дышит, ради чего фотографирует еду на своем столе, ради чего купила эти бессмысленные шарфы. Ради чего она есть, если не ради меня.

— Мне кажется, нам пора поговорить о нас, — осторожно начала она.
— Ты же знаешь, что я не люблю всего этого, — проворковала я.
—Ты же сама говорила, все женщины любят говорить об этом.
— Да, но я говорила это совсем по другому случаю. Зачем портить славный вечер этими скучными разбирательствами, я не понимаю.
— Мне иногда кажется, что ты со мной не хочешь разговаривать о том, что для тебя имеет значение.
— Мне иногда кажется, что есть гораздо более приятные занятия, чем говорить об отношениях.
— Тебе иногда кажется, что в отношениях есть только ты.
— Тебе иногда кажется, будто у нас есть какие-то отношения!

Море, его зримое присутствие рядом, всегда было для меня чем-то особенным — тоска оказывалась не такой уж и постоянной категорией, как только я вдыхала первую дозу морской влажности. При этом море не было событием, скорее, рутиной, но правильной и желанной. Я готова была целыми днями сидеть на берегу, запоминая ритмический рисунок волн, с удовольствием ощущая, как внутри все оседает по своим местам, как устанавливается извечный порядок, тот самый, принципиальным условием которого является свобода. Под свободой я имею в виду редкую возможность принять имеющееся за настоящее и перестать торговаться за лучшее.

По вечерам море держалось за берега пенными теплыми лапами и напоминало ему свежее пиво

Тело быстро менялось, руководимое теперь не столько мной, сколько кем- то еще, чье собственное тело пока не было готово. Я уважала его желание жить, пусть даже для этого ему приходилось бесцеремонно пользоваться мной: растягивать мою матку, накачивать грудь, переписывать химию с начала до конца. Чтобы я не злилась из-за такой бесцеремонности, он внушал мне, что я счастлива. Честная сделка, пусть я на нее и не соглашалась.