Выйди из шкафа. Эпилог

Сказал, что жалко, зато доптираж выстрелит

Буквы эти сраные. Они ничего не дают, только отбирают

В 23:17 прибыл по адресу… дверь была открыта… со слов свидетеля… обнаружен на полу лицом вниз… светлая футболка в синий ромб…не подавал признаков жизни… гражданин Мельзин попытался нащупать пульс… скорая приехала в 23:42… колюще-режущие повреждения в мягкие ткани брюшины…смерть наступила предположительно между 15 и 19 часами…»

А надо, чтобы кто-то был. Чтобы кто-то всегда был.

себя ножницами, — начал говорить Тим после первого глотка. — Ножницы под ним лежали, я увидел. Ножницами, понимаешь? Как в книжке. Он там бегемота. А тут себя… Себя, понимаешь? Сам.

Тимочка, мне так жаль, — начала сокрушаться Ельцова, жестом указывая дрищу, чтобы тот не лез. — Но он же старенький был… Тимочка, ты не плачь.
— Шифман! Шифман мертвый…

Что он… Что он так уже часа четыре пролежал… — Тим зажмурился, опрокинул в себя коньяк и остался сидеть с закрытыми глазами. — Лицом в пол. И весь в крови. Твою мать… Я развидеть это не могу.
— Еще бы…

Так, что ли, Шифман мечтал сдохнуть? Не думаю… Просто его никто не остановил. А надо, чтобы кто-то был. Чтобы кто-то всегда был. И что-то еще было. Кроме буковок.

Пора бы уже начинать жить своей жизнью, Тимочка, — сказала Ельцова, увидев в отражении окна, что тот вернулся на кухню и остался стоять, привалившись к дверному косяку. — Нельзя все время ради других. И ради буковок нельзя

Пора бы уже начинать жить своей жизнью, Тимочка, — сказала Ельцова, увидев в отражении окна, что тот вернулся на кухню и остался стоять, привалившись к дверному косяку. — Нельзя все время ради других