Любовь и ревность

Шведы достали огромную (по тем временам) пачку денег. Миша – небольшую сумку с рублями и открыл ее для демонстрации шведам. Шведы заглянули внутрь, и ходячий валютообменник немедленно получил прямой в голову с дальнейшей серией ударов по печени и почкам. Михуил был мальчик мужественный и обоссался от страха, не снимая штанов, чтоб не показать врагам ужаса на своем неарийском лице.

Икона старая, но мастер еще жив»

Лора была старше Миши на десять лет и с высоты своего «стажа» увидела в нем выездную еврейскую визу и будущее крупного афериста. Он, в свою очередь, расписался с ней из страха когда-нибудь жениться по любви. Короче, брак имел все основания быть крепким.

«Икона старая, но мастер еще жив»,

Лора была старше Миши на десять лет и с высоты своего «стажа» увидела в нем выездную еврейскую визу и будущее крупного афериста. Он, в свою очередь, расписался с ней из страха когда-нибудь жениться по любви. Короче, брак имел все основания быть крепким.

Но тот же наглый взгляд, та же грудь с набором свежих морщин, «Шанель» по всему телу и россыпь хороших брюликов на костяшках пальцев.

Лора была старше Миши на десять лет и с высоты своего «стажа» увидела в нем выездную еврейскую визу и будущее крупного афериста. Он, в свою очередь, расписался с ней из страха когда-нибудь жениться по любви. Короче, брак имел все основания быть крепким.

Леви’с стоял около стойки ресепшен и зло на меня поглядывал. «Светку не трогай, убью! – сказал он. – Твоя Наташа. Это очень известные манекенщицы. Давай бери два номера на паспорт водителя и пошли. Потом поедем с отчетом домой… Конспирация… А то эта старая дура меня и тебя убьет!»

них свиристящим шепотом сообщила мне, что должна сказать что-то по секрету… Я встал на диван, мы сравнялись ростом, и скелетик зашептал мне на ухо: «А вон Михаил Абрамович!»

Супруги жили на юге Франции и в Сан-Морице, короче, там, где кучкуются клиенты. Михаил не выучил ни один язык, чтобы объясниться толком с клиентурой, но это, как ни странно, создавало иллюзию правды. Весь антикварный мир эмиграции, как и тогда у кафе «Московское», ревновал и завидовал Леви’су.