Ночной взгляд

Галину Ефимовну с детства приучали думать о других, и хотя телевизор теперь утверждал, что это неправильно – надо быть ярким и существовать на полную, а другие пусть завидуют, – она не верила.

– Ну, с тех времен осталась?
– Да, мне бабушка рассказывала – тогда сами кукол шили, – кивнула Оля.

Кукла долго переходила из рук в руки, только Маша не стала ее трогать, сказав, что в ней, наверное, вши.

Облегченно журча и потирая ногу, в которую успела впиться молодая крапивка, она огляделась и увидела на земле куклу. От радостного удивления Анька-мелкая даже журчать перестала. Кукол она обожала, они жили на диване и на полке над ним, и даже стол, на котором она делала уроки, уже оброс куклами, как розовой кружевной плесенью. Чудесно найденная кукла, целиком сшитая из грубой серой ткани, была совсем не похожа на Анькиных сахарных принцесс. У нее не было волос, и лысую голову покрывало что-то густо-черное – наверное, сажей вымазали. А под этим черным улыбалось вытянутое, радостное и немного удивленное лицо с темными глазками-кружками, красной дугой рта и ослепительными малиновыми щеками. Кукла была без платья, она лежала, прислонившись головой к древесному корню и безмятежно раскинув в стороны руки-ноги с грубыми швами.

Вот это – работа, когда видишь плоды трудов своих, собираешь их. Рисовать и выращивать – это работа, а все остальное от лукавого.

И над всем этим – шляпка «горшком», как у доживающей свои дни в кокетливом безумии старушки.

Но даже если бы он и знал, что перед ним доверчиво распласталось не сердце города (а он так и хотел назвать эту серию фотографий – «Сердце города», абсолютно серьезно), а скорее многочисленные кольца его кишечника, в которых и по сей день булькает что-то нехорошее, – это знание все равно не согнало бы Алексея с крыши, потому что был он, как и положено молодому фотографу, скептик, оптимист и поклонник здоровых восточных практик.

полосатые куски ДСП, из которых сложатся потом шкафы и тумбочки с золотыми штырьками ручек и захватанным стеклом, рулоны калейдоскопических ковров, обгрызенные по углам табуретки, связанные вместе клеенки, шторы и еще что-то в неистребимый цветочек. И пустые банки, и пластмассовая палка для дедовской гимнастики, и даже сухо стучащий дверной занавес из бамбука – все было здесь.

Ремонт же пополз дальше по дому, как огонь по торфянику.

Антоша, воспитанный бабушкой и прабабушкой, трепетно уважал старость (в тайной надежде на конфетку)