Том 7. Дневники

Они будут «бодро», много и бездарно писать во всех пятидесяти толстых журналах, которые родятся к тому времени.

Чтобы изобразить человека, надо полюбить его = узнать. Грибоедов

Топушка — шалун, уносит туфли и калоши. Минуло полгода.

еопаг, связанный с элевсинскими мистериями). Я возражаю, что этой подосновой люди не владеют и никогда не владели, не управляли

Вчера меня поразило еврейское в его лице, а сегодня он произвел на меня очень хорошее впечатление.

Пока не найдешь действительной связи между временным и вневременным, до тех пор не станешь писателем

Неведомо от чего отдыхая, в тебе поет едва слышно кровь, как розовые струи большой реки перед восходом солнца. Я вижу, как переливается кровь мерно, спокойно и весело под кожей твоих щек и в упругих мускулах твоих обнаженных рук. И во мне кровь молодеет ответно, так что наши пальцы тянутся друг к другу и с неизъяснимой нежностью сплетаются помимо нашей воли. Им трудно еще встретиться, потому что мне кажется, что ты сидишь на высокой лестнице, прислоненной к белой стене дома, и у тебя наверху уже светло, а я внизу, у самых нижних ступеней, где еще туманно и темно. Скоро ветер рук моих, обжигаясь о тебя и становясь горячим, снимает тебя сверху, и наши губы уже могут встретиться, потому что ты наравне со мной. Тогда в ушах моих начинается свист и звон виол, а глаза мои, погруженные в твои веселые и открытые широко глаза, видят тебя уже внизу. Я становлюсь огромным, а ты совсем маленькой; я, как большая туча, легко окружаю тебя — нырнувшую в тучу и восторженно кричащую белую птицу.

сквозь прах земли
Какой-то новый мир мерещился вдали,
#8195; Несуществующий и вечный,

странно — однажды проснулось что-то земное, лодка стукнулась о берег. И уж несколько дней нестерпимая тяжесть.

Истина возникает не из ничего, а как синтез добра и красоты