Мой Милош

Нынче нечего больше терять, мой премудрый, осторожный, мой ты сверхсамолюбивый котик.

Дистанция, создаваемая тайной времени, не обязательно превращает события, пейзажи, человеческие лица в мешанину всё более блеклых теней. Наоборот, она может пролить на них ясный свет, так что каждый факт, каждая дата приобретут выразительность и сохранятся вечным напоминанием о человеческом бесславии и о человеческом величии.

Что такое этот загадочный импульс, который не позволяет уютно расположиться в совершённом и завершенном? Думаю, что это поиски действительности.

мимолетное и вечное – это, быть может, две стороны одного и того же листа.

– тот, кто летит над землей и охватывает ее взглядом сверху, и в то же время он видит ее во всех подробностях. Это можно счесть метафорой призвания поэта.

«Национализмы моей части Европы весьма патологичны, – писал Милош в этой книге. – Я не могу доверять мысли, порожденной унижением и попытками побежденных найти утешение».

Национализмы моей части Европы весьма патологичны. Я не могу доверять мысли, порожденной унижением и попытками побежденных найти утешение.

Когда Гедройц создавал в Италии свое издательство и журнал «Культура», андерсовцы составляли его клиентуру. Убежденность Гедройца в том, что надо преодолеть взаимные мстительные чувства и ненависть, наросшую между поляками и украинцами, литовцами, белорусами и что ради этого следует отказаться от Львова и Вильно, наталкивалась на чрезвычайно враждебные мнения эмигрантов родом с тех земель.

«Глубокий раскол между культурой и Церковью» – это сегодня факт, а причина этого – в первую очередь трудность смирить образы зла с образом личного Бога, который не умер, как того хотел Ницше, но как бы окружил себя туманом или скрылся. Тайна бытия всё больше становится тайной боли.

Скажи мне, как измерить
Дел наших смысл и норов:
На пристанях богатствами,
Ценой ли договоров?
Иль что ни день гасимым
Светильником надеи,
Что нации на лучшие
И худшие не делит?