Blue Jean Blues

Занятой до жопы. Иногда пожрать не успеваю, какие уж тут девушки…

— Правила просты. Каждый из нас задаёт десять вопросов. Отвечать нужно только правду. Если не хочешь или не можешь дать честный ответ – получаешь штрафной вопрос от оппонента.
— Какая-то бессмысленная игра, — немного расслабляюсь я. – В чём же выгода?
— В информации, — пожимает он плечами. – Разве нет?
— Допустим, — уступаю я и добавляю иронично: — Это такая альтернатива телевизору?
— Нет, тедди-бой, это называется «общение»,

сквозь эту трепетную, врождённую негу проступает непостижимая обречённость. Его красота — печальная, если можно так выразиться. Красота выстраданная, красота, данная в наказание, а не в избавление.

сквозь эту трепетную, врождённую негу проступает непостижимая обречённость. Его красота — печальная, если можно так выразиться. Красота выстраданная, красота, данная в наказание, а не в избавление.

это неправильно – неправильно, твержу себе я, потому что знаю, что каждому из нас присуща природная стыдливость. Мы кутаемся в шмотки не просто так: нами движет потребность прикрыться, заиметь хоть какой-то барьер между собой и другими людьми.

Подберите мне новое имя, сиятельный мастер!
Я устал быть подобием тряпки в ногах у судьбы.
Я начну как бы новую жизнь, и отступят напасти,
Не беда, что сейчас мои ласки нелепо грубы.
Я умею смотреть в глаза, понимаю команду «Рядом!»,
Я отлично чую врагов, и зубы мои крепки!
…Что стоит вам сделать шаг и вырвать меня из ада,
Не дав умереть к утру от голода и тоски?

Пасты, очевидно, не предвиделось, поэтому пришлось прибегнуть к старому дедовскому способу: щепоть соды, раздавленная в неё долька лимона – и але-оп!

— Ты выбрал неподходящее время года, приятель, — бурчу я и тянусь за очередной сигаретой. Скорее, самого действия ради, а не для того, чтобы покурить. Нужно чем-то занять руки. – Дождался бы холодов, так был бы хоть мизерный шанс башку об лёд раскроить. Нет, если хочешь прыгать сейчас – прыгай, конечно. Отговаривать не стану.
Привет, реверсивная психология.

У меня был Черри – единственный островок света и теплоты, только вот у Черри не было меня. Я любил его осторожно и трепетно, боясь спугнуть или задеть нечаянным словом, пестовал свои жалкие дружеские чувства, в любой момент готовый уйти, не прощаясь. Иной раз мне казалось, что я – опухоль, сосущая из него силы. С появлением Мерлина это ощущение стало всеобъемлющим. Мне хотелось защитить их от всего мира, а ещё больше – от себя самого. Моя потребность в них была такой огромной, что я сам себе казался жадным и ненасытным, но понимал, что просто-не-имею-права навязываться.

постоянно пытался что-то доказать миру, но вряд ли сам понимал — что.