Странная страна

— Чем больше я старею, тем упорнее ищу внутренний огонь, — говорил ему тот, — и тем чаще нахожу его там, где раньше видел только красоту. Ты молод и полон энтузиазма, твой ум свеж и пылок, но внутренний огонь — это нечто прямо противоположное. Стоит ему нас покинуть, и мы впадаем в трясучку и лихорадку, а когда он вновь овладевает нами, мы превращаемся в спокойное сумрачное озеро темнее ночи и неподвижнее камня. Только тогда в наших молитвах нет лжи

Вблизи красота эльфов была едва переносима. Ее питало совершенство человеческих и животных форм, сливающихся в медленной хореографии взаимопревращений, а еще то, как эльфы умели выражать свои чувства в форме легких излучений, которые образовывали в пространстве рисунки, — и, будь то гордость, грусть, усталость, доброта, баловство или отвага, возникала симфония воздушных абрисов, непонятных, как абстрактные картины, но делавших их внутренний мир доступным человеческому взгляду.

И действительно, выйдя из храма, к ним двигалась делегация, и моя честность историка обязывает сказать, что Алехандро и Хесус были ошарашены ее видом. Женщина и двое мужчин в сопровождении четырех существ, столь же абсурдных, сколь и великолепных, шли им навстречу по дороге из черных камней. О том, какое впечатление женщина произвела на Хесуса, поговорим позже, а в данный момент его переполняли эмоции при виде эльфов, какими они были в своем родном мире. Ростом выше людей, они, казалось, состояли из животных разных пород, которые словно переливались одна в другую, слагаясь в плавную хореографию метаморфоз. Во главе делегации вышагивал белый конь, одновременно человек и вепрь, который последовательно становился каждой из своих составляющих сущностей. Светловолосый мужчина с глазами цвета ледника превращался в снежного коня, потом его ноздри становились широким пышущим рылом, отрастали клыки, и он был уже диким вепрем, прекраснее всех, каких видел Алехандро в своих владениях в дни большой охоты. Время от времени на лице этого создания мелькал отблеск древнего водного потока, и Алехандро увидел в клубах тумана, что мост нависает над серебристой рекой, окаймленной дикими травами. От эльфа исходило благоухание вечности, наполнившее молодого генерала самым великим почтением. Второй в эскорте, темноволосый мужчина, а мгновением позже — конь, словно отлитый из ртути, внушил ему неменьшее уважение. Его одежда была прекрасного оттенка, присущего меху зайца, в которого он обращался чуть позже, бежевого с каштановым, изумительно шелковистого, и по ней пробегали мягкие волны дрожи.

За алой аркой моста туманов, под черным небом, древний деревянный храм нависал над долиной белых деревьев. Во всем неподвижном пейзаже было лишь два цвета — белизна деревьев и чернота неба, не считая кармина моста, казавшегося пятном крови

По своему положению он был местным интендантом: следил за поддержанием порядка во владениях, взимал арендную плату с фермеров, продавал лес и вел расходные книги. Зато по склонности души он был стражем путеводных звезд замка. Когда вечером они ужинали в кухне пустынного форта, Луис вел долгие разговоры со своим воспитанником, ибо этот человек, посвятивший себя служению сильным мира сего и пошлой торговле, на самом деле был великим мыслителем и блистательным поэтом. Он прочитал все, а потом еще и перечитал, он творил лирическую поэзию, какая может родиться лишь в пламенных душах, — поэзию заклинаний солнца и шелеста звезд, любви и креста, ночных молений и безмолвных поисков. Именно через поэзию, в те часы, когда творил ее, он прозревал краем сознания тот же свет, что Алехандро получал от своих мертвецов, и он был единственным из всех, кто мог бы ответить на вопросы, которые мальчик задавал о паломничестве виноделов. Однако он молчал.

Четыре Книги родились из четырех источников, но их традиционно объединяют по двум лейтмотивам: с одной стороны, убийство, с другой — поэзия.
Книга I — Да не будет к ней доступа тому, кто не вымаливал в ночи дара понять цену желания.
Книга II — Да не будет к ней доступа тому, кто путает силу с мужеством спокойного схождения в царство страха.
Книга III — Да не будет к ней доступа тому, чьи глаза ни разу не обжигала красота смерти в пламени солнца.
Книга IV — Но она будет дана тому, кто кладет пределы стремлению познать всю бесконечность горя.