Скобелев, или Есть только миг

— Она не понадобится мне до весны.

— Зачем у вина спорить? — сказал Григоришвили. — У вина радоваться надо.

Он появился перед отцом в шелковом нижнем белье, но — с орденом Георгия на шее. Вытянулся, сомкнув голые пятки.

— Разрешите искупаться, ваше превосходительство?

— А чего это ты с Георгием на шее?

— Из суеверия.

— Ну, тогда — с Богом!

После его выстрела хивинцы просили вас, господин полковник, разнести их ворота в щепы.

— Почему именно ворота?

— По трем причинам. Первое: за воротами — базарная площадь, и таким образом от нашего залпа не пострадает ни один дом. Второе: разбитые ворота — лучшее доказательство серьезности наших намерений. И главное: ворота очень старые, а хан не отпускал денег на их ремонт, несмотря на неоднократные просьбы коменданта…

— Тогда что же есть сама жизнь?

— Миг.

— Миг?..

— Тогда кто же есть глупец?

— Тот, кто не умеет вовремя сказать ласкового слова.

— Кто есть истинный друг?

— Тот, кто удерживает от зла.

Таким образом нарушение императорского запрета обретает форму несколько, так сказать, эфемерную. Осуществляется как бы извечная девичья мечта: получить удовольствие, сохранив невинность.

Москва болтлива, шумна, слезлива и отходчива, а град Петров пронырлив, хитер, молчалив и злопамятен.

Впрочем, вы правы, и я тоже не люблю Петербурга. Нерусский и не искренний город! В нем есть что-то лакейское: Пушкин недаром сравнивал Москву с девичьей, а Петербург — с прихожей. Москва болтлива, шумна,