Ричард Длинные Руки – властелин трех замков

Вообще-то идиотский приказ насчет рассыпаться и двигаться каждому за своей целью, но я всегда умный потом, на лестнице, а то и на улице, у меня спинной мозг намного мощнее головного, что, конечно же, хорошо, ведь головному меньше миллиона лет, совсем сопляк, а спинному – сотни миллионов, даже больше, он уже принимал решения, когда был хордовым…

Два часа, – предупредил он. – Потом ты, Ревель.
– Ладно, – ответил Ревель вяло. – Если ты такой безжалостный, что станешь будить старого измученного человека, что не может оторвать отяжелевший живот от земли…
– Стану, – ответил Альдер злорадно. – С великим удовольствием.
– Ну да, я знал, что милосердия в твоем сердце ни капли… Только пинай меня, как ты обычно делаешь, крепче. Ведь я, и замученный дорогой и погрузившись в молитвы, могу и не услышать…
– Я от тебя еще ни разу не слышал молитв, – буркнул Альдер.
– А я шепчу их сердцем, – возразил Ревель. – Все мои молитвы – в сердце. Его просто распирает от благочестия

Кто не успел, – пробормотал я, – тот опоздал…
– Как-как? – переспросил любознательный Альдер.
– Опоздавшему поросенку, – сообщил я, – сиська возле задницы

Пристроить Улинду удалось быстро, хороших девушек видят сразу, хотя на беду это видят и ублюдки

Брат Кадфаэль даже отшатнулся, все понятно, я кивнул, сказал понимающе:
– Ты прав. Женщина – полная противоположность собаке: собака все понимает, но ничего сказать не может…

Апартаменты нам отыскались на третьем, самом верхнем этаже. Комната, которую при мне торопливо прибрали, маленькая, но на ночь сойдет. Даже брату Кадфаэлю есть где лечь на тряпочке у двери. Вообще-то вроде бы неприлично самому на лавку, а попутчика на пол, но, во-первых, мы ровесники, во-вторых, я все-таки привык к каким-то удобствам. А брат Кадфаэль больше привык на полу, тем самым достигая совершенства. Вот я и буду помогать его достичь. Могу даже наступить спросонья да еще и потоптаться, чтоб уж полный кайф

Увы, я не Кадфаэль, чтобы верить безоговорочно, я скорее тот хохол, что «нэ повiрэ, поки нэ помацае». А тут того и жди, чтобы не помацали самого по морде.

Он молча взял сыр и принялся есть. Судя по его виду, если бы я велел ему есть землю, он ел бы. Кротко и смиренно.

С трудом встав на колени, он склонил голову, сложил ладони лодочкой и забормотал благодарственную молитву. Я постарался есть тише, чтобы чавканьем не осквернять благочестивое занятие.

все трое начали укрепляться духом, глядя на мое туповатое лицо.