Kiuochi

- Почему, Чуя? Ты хочешь сказать, что я недостаточно хорош, чтобы быть моделью?

- Нет, но твои размеры нестандартны, - утверждает Чуя со всей уверенностью, которую может собрать. - Ты слишком высокий и слишком тощий, ты, каланча.

(Да, это интересный способ сказать «ты самый красивый человек, которого я когда-либо видел», но Чуя творчески подходит к подобным выражениям).

- Но ты знаешь, как это бывает. Мир не сидит и не ждёт, пока ты смиришься со своими чувствами. Шоу продолжается, и ты должен научиться играть-действовать. Знаешь, весь мир - это сцена.

- ... Увидимся позже.

Слова звенят в ушах Чуи. Неуклюжие и грубые. Он никогда раньше не слышал, чтобы кто-то использовал слова прощания в качестве отчаянного, плачущего [27] «я люблю тебя», но полагает, что всё бывает в первый раз. А может, слова просто не означают того, что Чуя хочет, чтобы они значили, и всё это несправедливо. Воздушный поцелуй, который Дазай посылает в ответ, проплывает через пустое пространство между ними и приземляется на щёку Чуи, как кулак.

Так что с мужеством и безумием, пульсирующими в нём, он выкручивает руку на движении вверх и набирает темп. Сопротивление грубое, но ему вроде как нравится. Дискомфорт придаёт удовольствию грань боли, которую оно заслуживает - которую он заслуживает.

Так что с мужеством и безумием, пульсирующими в нём, он выкручивает руку на движении вверх и набирает темп. Сопротивление грубое, но ему вроде как нравится. Дискомфорт придаёт удовольствию грань боли, которую оно заслуживает - которую он заслуживает.

Чуя осторожно разделяет пространство между ними; рука опускается на плечо Дазая - напряжение вибрирует под прикосновением. Когда речь заходит об этой конкретной теме - о неумении по-настоящему чувствовать себя частью человеческой сцены - Чуя знает, что Дазай с большей вероятностью будет общаться через изуродованную плоть, чем через слова, так что, если оставить в стороне осторожность, разговор идёт великолепно просто в силу того, что он вообще происходит.

Поэтому он принимает исполнительное решение принять вялую чушь Дазая за правду и признать, что единственное, что он может удержать против воли, это его собственный конец палки безответной любви.

- Модель, которую ты только что встретил. Его зовут Дазай, и он мой лучший друг... И я влюблён в него.

Влюблён любовью, которая льётся, как непролитые слёзы. Алкоголь плещется в желудке Чуи, лежит поверх его разочарования, как масло на воде, скользкое и загрязнённое.

- Ты так чертовски далеко заводишь меня со своим дерьмом, но я буду рядом, буду держаться поблизости, так долго, как ты сам этого захочешь [24], хорошо? Я не собираюсь уходить. Никогда.

- Тогда ты никогда от меня не избавишься, - звенит сверху Дазай и обнимает Чую крепче.

Но, к счастью, Дазай здесь, чтобы делать то, что у него получается лучше всего - он спасает Чую от блуждания по знакомой территории, известной как «потеряться в мыслях и никогда не вернуться». Потому что Дазай существует так же ярко и разрушительно, как маяк, который топит больше кораблей, чем спасает, и не зацепиться за него невозможно.