Тряхнуть Дерридой

Бесконечно и жутко (?)
А Вы подсажены на букву?

Конечно, подсажены. Иначе бы и не подумали читать роман, который, если верить измерительным приборам одного из его переводчиков, весит почти два кило. Все мы здесь зависимы от текстов: сюжеты, герои, эмоции, счастье узнавания, радость познания - это знакомо нам всем, но не с этим романом.

Важно! Эту книгу нельзя бросать. Я серьезно: хотя бы потому, что это травмоопасно, а траектория падения нечитабельного опуса может оказаться неожиданной. Так что не бросать. Аккуратно откладывать во избежание травмирования, административной и уголовной ответственности.

Без этого романа вполне можно жить дальше. Даже прочитав его до самого конца, Вы едва ли сможете вразумительно пересказать его сюжет, а запрос “краткое содержание “Бесконечной шутки’” не принесет Вам плодотворных результатов.
Шедевр ли это? Пожалуй, да.
Стоит ли его читать? Пожалуй, нет.
Что хотел сказать автор? Все то, что Вы вынесете из текста как соавтор. Это в конце концов посмтмодерн.

Для того, чтобы осилить “Бесконечную шутку”, даже самым большим фанатам чтения нужно запастись допингом: на первые 200-300 страниц должно хватить эссе Алексея Поляринова о Уоллесе, потом - сила воли, в середине пути настоятельно рекомендую принять внутрь фильм “Конец тура”.
Станет ли Вам интереснее? Нет.
Будет ли легче читать? Нет.
Станет ли легче носить с собой? Да, если отжиматься по утрам.

Этот текст возмущает, потому что он И НЕ ПЫТАЕТСЯ быть интересным. Он мог бы, ведь обложка обещает кайф: где-то есть фильм, который убивает! Его разыскивает экзотическое сообщества убийц в инвалидных колясках и самая вершина властной структуры. Тут такая масса героев, у каждого - история, и все переплетены. Тут цитаты так густо намешаны, что дух захватывает. Бездна смыслов. Шутки и смех. Постмодерн и интертекстуальность (здравствуйте, госпожа Кристева). Все, как мы любим, но - нет.

Этот текст мог бы быть интересен, он мог бы заставить Вас не спать всю ночь, но он - следите за руками - делает все возможное, чтобы не быть интересным, не быть увлекательным, не быть тем самым фильмом (книгой, наркотиком), за которым вы будете идти как мотылек на свет.
Книга о зависимости, об удовольствии (здравствуйте, господин Фуко, присаживайтесь) не вызывает элементарного желания читать себя дальше. Наркомания, которой так много в книге, это даже не мотив, это метафора зависимости. Зависимости в самом широком смысле слова. Книга о зависимости оказывается гипертекстом об анти-зависимости.

Есть несколько десятков приемов, которые удерживают читательское внимание, и Уоллес не дурак (полистайте его роман, если не верите), он их все знает, он знает куда больше, но он ими не пользуется. Хотя нет: под конец мелькнет любовная линия, самый пошлый, самый простой прием. Хотя нет, и здесь: шутка. Кайфа не будет, хватит потреблять удовольствия, хватит за ними гнаться.

Это очень умная и сложная книга, удивительная, неповторимая, бесконечная и жуткая, но настолько яркая, хитрая, смелая и тяжелая, что бросить ее нельзя.

Компот из сухофруктов с абсурдами

Что будет, если очень долго и очень внимательно всматриваться в чашу фонтана? Ну, или автобусную остановку? Будет проза Данилова. Что будет, если добавить в чашу фонтана и/или пригласить на автобусную остановку изрядный кусок абсурда? Будет пьеса Данилова. Я начну с прозы, которая, как говорят, «на любителя».
ПРОЗА
Экспериментальные романы (?), в основе которых лежит метод непосредственного наблюдения. Документалистика от литературы, где вместо сюжета, персонажей и конфликтов — форма, заданная условиями эксперимента. Она и станет той скрепой, которая соберет на себя текст.
Вообще, писать о прозе Данилова непросто. Скрепы не подбираются, слова разваливаются. Хочется схватиться за спасительную соломинку выражений из категории «где моя Википедия», и тогда будет выходить что-то вроде «экфрасис на нулевой степени письма» или даже вытягивать слова из лексикона заправского гуру, и тогда получится «осознанность и внимание к Реальности». И то, и другое имеет право на существование, но ни то, ни другое не выдерживает сопротивления материала, а именно — четкой, лаконичной, ироничной и при этом стилистически выверенной прозы Данилова.
Он наблюдает за окружающей обыденностью с таким тщанием, как будто там, в этом пепле повседневности прячется алмаз, но вопрос о том, есть ли он там, – оставит открытым. Он будет смотреть и записывать, сетуя на то, что даже от внимательного наблюдателя ускользает так много, и даже страшно подумать, сколько всего ускользает от наблюдателя невнимательного. То есть от меня, пишущей эти строки. То есть, от Вас, их читающего. А ускользает почти все: слова на языках, которых мы не знаем, смешиваются в неразличимый шум, буквы, которые никогда не прочтем, теряют знаковую функцию и исчезают. Мы не в силах понять то, что понять не способны, мы видим только то, что умеют видеть глаза. А потому надо сидеть и смотреть — очень внимательно. Чтобы осталось хоть что-то.
Но вот он, опять: пафос. Данилов — как реальность — ускользает. Его текст, в отличие от моего выглядит так: «мимо проехал молодой человек на скутере». Или так: «на маршрутке написано скидки». И даже так: «голуби совершают дефекацию».
Остранение (sic и см. Википедию) здесь – главный прием. Не видеть предметы, а узнавать их. Не встречать реальность с уже готовым ярлыком, а наблюдать за ней – каждый раз глазами Адама, который вот-вот начнет раздавать тварям имена – и вот таким манером ее описывать.
Это — эксперимент, но он — художественный и не единственный такой у Данилова. Выделю здесь «Описание города», которое в некотором роде хочется читать как детектив, склонившись над яндекс-картами. «Сидеть и смотреть» как бы продолжает «Описание города». Это стыковка очень важна. Потому что в этот момент, возможно, как раз и происходит главное художественное действо, слова срастаются, как переломанная кость, и из них прорастает реальность.

ПЬЕСЫ

Жил-был лауреат-финалист крупнейших российских литературных премий, и вдруг оказалось, что он не прозаик, а драматург. «Человек из Подольска», «Сережа очень тупой», «Свидетельские показания» как будто впитывали годами результаты наблюдений автора, а потом приправились изрядной долей абсурда — и вышли на подмостки. Оказалось, что если взять обыденность и хорошенько стукнуть ее по голове абсурдом, то на выходе получается магический реализм. Трюк, конечно, выполнен профессионалом, но так и неймется повторить его в домашних условиях.
В мире Данилова курьеры заставляют играть в города, помогают вешаться и умеют служить панихиду, а ответ на вопрос «Какого цвета дверь в Вашем подъезде?» или «В каком году был основан город, в котором Вы живете?» утягивает нас на дно болота под названием мы сами, того самого родного болота, в котором мы вязнем, брыкаясь годами между дурацкими работами и (не)любимыми людьми, маленькими зарплатами, кредитами и попытками раскрыть свое «я», жалостью к себе и… Богом.
Ну вот: опять. Пафос.
А у Данилова — смех. Компот из смеха с сухофруктами и абсурдом.
Читать его прозу не советую. Лучше почитаем Добычина. Данилов будет рад такому повороту сюжета.
А вот в театр сходите. Или хотя бы читку «Человека» послушайте. И да: присмотритесь к двери в подъезд. На всякий случай.

Для оставшихся в живых после "Истории сексуальности"

Без комментариев

Если ещё не читали. Пора

Поднимите мне веки, поднесите мне сноски. Это не любовный роман, это постапокалипсис.

Очаровательно. По-французски. Бабуля не поймет, над чем Вы смеётесь, если, конечно, бабуля не филологиня со стажем

Увлекательное чтиво, с двойным дном, чудесная матрёшка, уходящая все дальше в себя. Чудеса рекурсии и просто очаровательный детектив в стиле "Имени Розы"